И рванул я кольцо
на одном вдохновеньи,
Как рубаху от ворота или чеку.
Это было в случайном,
свободном паденьи —
Восемнадцать недолгих секунд.

Теперь, когда я буду слушать песню Владимира Высоцкого «Затяжной прыжок», представлять стану не хрипловатого барда с гитарой, а его героя. Парашютиста. Такого человека, как Эдуард. Ведь его рассказ о полётах, о прыжках с самолёта в горящую тайгу и о чувствах, которые вызывает полёт — они как раз в этой песне:

«По сигналу «Пошёл!» я шагнул в никуда»
Эдуард Николаевич Бакулин приехал в посёлок Торфяной в детские годы, так что считает себя местным жителем. После школы поработал в цехе металлообработки, отслужил в армии — в погранвойсках в Забайкалье, как и отец; прошёл автошколу в Котельниче, отучился на крановщика. Словом, любой труд мог освоить с лёгкостью. Но всё время чувствовал, что своё призвание он ещё не нашёл.
Однажды случилось — Эдуард услышал про курсы парашютистов-пожарных в Перми. Таким образом призвание само его нашло, молодой человек только сумел уловить сигнал судьбы. Сразу решился поступать, хотя со времён детства от одной мысли о высоте у него начинала кружиться голова.
— Хотел себя перебороть. Проверить, — объясняет Эдуард.
Видимо, он относится к категории тех людей, которые сами себя постоянно экзаменуют в жизни.
Группа, вместе с которой он учился, постигала стратегию тушения пожаров и азы парашютного спорта. Действия на земле были доведены до автоматизма, спасительный купол парашютисты складывали только сами, до мелочей изучали инструкции, потому что, как сурово объясняли их наставники, «инструкции написаны кровью» — читай ошибками их предшественников. Словом, курсанты понимали, что дело серьёзное, относились к нему ответственно — и к первому прыжку вроде бы знали абсолютно всё, что положено. Но всё-таки:
— Были люди, которые на земле хорохорились: «Мне прыгнуть — раз плюнуть!» Но перед первым прыжком, когда наш самолёт поднялся в воздух, я увидел — нам всем страшно, — рассказывает Эдуард. — Но мы прыгнули, ни один не отказался. Хотя вообще такие случаи бывали.
А постижение науки продолжалось. Круглые парашюты «Лесник» (это позже они стали похожими на крыло, а следовательно, более управляемыми, маневренными) требовали большой внимательности и сил. Прежде чем высаживать группу, проводилась пристрелка. На землю бросали ленту, и по её падению рассчитывали скорость и направление ветра. Парашютист должен был приземлиться как можно ближе к цели.
Чуть позже, когда уже работал в группе, Эдуард, будучи там одним из самых молодых, прыгал первым — на профессиональном жаргоне это называлось «на мясо», приземлялся. А на него уже ориентировались остальные. Позже он получил «крыло» под номером 13.

Когда горит тайга…
Схема действия такая: самолёт, воздух, на всё про всё — несколько секунд, а затем тяжёлая работа. «Три минуты — орёл, остальное время — ломовая лошадь», — в каких только материалах, посвящённых парашютистам-пожарным, не цитируется эта фраза. Эти статьи Эдуард Бакулин вырезал из газет и аккуратно сохранял на протяжении всей своей работы. Соратникам такое в голову почему-то не приходило. Созданный архив заинтересовал их позже. Теперь его товарищи читают строки о себе прямо со слезами благодарности на глазах, вспоминая «боевое» минувшее.
Итак, парашютисты-пожарные заходят против ветра, высматривая место поближе к воде. На них — минимум «имущества»: лопата (без древка, древко потом самостоятельно вырубается в лесу), топор, РЛО (ранцевый лесной опрыскиватель), небольшой запас пищи и питья. Проходить приходится много километров по тайге, лишний груз — в тягость.
Для тушения леса нужна минполоса. Двое пожарных подрывают дёрн, а третий делает отвал, отгораживаясь таким образом от пожара. (Случалось, парашютисты стачивали лопаты до самого древка). От минполосы пускают встречное пламя. Когда встречаются два огня, бушующее пламя тухнет.
Очень важно, чтобы неподалёку была вода. Если её нет, на вертушке потом сбрасывают ёмкость для воды объёмом в куб. Та же вертушка приходит на помощь, если кто-то серьёзно заболел или ранен. В остальном группа из шести человек практически действует на свой риск и сообразуясь со своими умениями. Конечно, для того и обучают специалистов, чтобы они знали, как вести себя, если огонь подходит близко, если испуганные пожаром выбегают на людей дикие звери… Но всё предусмотреть невозможно, верно замечает Эдуард.
Рассматривая снимки, он даёт комментарий — это «старики», им остался крайний вылет. Крайний. Если неосторожно сказать «последний», то он может стать последним в самом печальном смысле этого слова. Опасная профессия. И собственные приметы.

То медведь, то снежный человек
Да, что касается диких зверей — выходили на парашютистов потревоженные, а потому озлобленные медведи. Приходилось стрелять, благо на группу выдавалось два ружья. Как-то подобрали осиротевшего оленёнка. А были встречи и позагадочнее, чем с Потапычем.
В Красноярском крае на поляне с обгоревшим мохом лесные пожарные увидели след, непохожий ни на чей из звериных, а более всего напоминавший огромный человеческий. Эдуард померил — оказалось, что в след влезает два его сапога 45-го размера плюс спичечный коробок. То есть предполагаемый зверь был высок ростом и человекоподобен. Судя по следам, гоминид вскоре побежал огромными скачками. Снежный человек?
Местные жители к сообщению отнеслись скептически. Но недалеко работали французы, учёные-криптозоологи. Они заинтересовались рассказом и последовали в направлении, указанном группой. Что было дальше, Эдуард не знает: им нужно было улетать.

Сибирские дали
их парашюты видали
Где только не боролись они с пожарами. У себя на родине в Кировской области, но ещё больше в Сибири, где лесные пожары охватывали тысячи гектаров. И чаще те были следствием халатности, а то и просто злого любопытства.
Так и вспомнилось после этих слов нынешнее жаркое лето, когда сотни людей, таких же пожарных, рисковали жизнью, чтобы отстоять леса и сёла, занявшиеся от какого-нибудь пьяного пикничкового костра…
Шло время, менялась география полётов, но не работа. Эдуард много повидал и пережил, привык обходиться малым; всё лето, самый пожароопасный период, проводил время в перелётах и борьбе с огнём, ел в лесу и спал на земле в спальном мешке.
И кроме того — фотографировал. Якутия, Тюмень, Колыма, лица парашютистов, горы и сопки, ягоды, животные… и пожары. Он оказался неравнодушным зрителем жизни. «Смену», не боясь лишнего груза, таскал с собой постоянно. И вот они, его фотоальбомы, с весёлыми подписями, часто даже зарифмованными. Например, на снимке — два товарища, обедающие под ёлкой и — «Два желудка на пеньке ели кашу в котелке». Ох, как сейчас мила сердцу эта фото-стихотворная летопись его «однополчанам»!
Ни денег, ни каких-то особых почестей парашютист-десантник Эдуард не заработал. Но получал от работы главное — чувство, что делает любимое дело. Последние годы он являлся инструктором противопожарной группы. А через 17 лет, как положено в этой профессии, оставил работу, выйдя на пенсию в 37 лет. С тех пор, с 2006 года, трудится в кировской фирме, с друзьями-коллегами встречается в день лесника и не прочь, если представится случай, прыгнуть с парашютом.
Горд, что у него есть крепкая семья — жена и три дочери (об одной из них, Алине Бакулиной, «Искра» часто писала). Много читает и на разные вопросы жизни находит свои ответы. И считает, что жить — это значит доказывать именно себе, что ты — в любом случае личность, ты способен, ты справишься!