На снимке: Валентина Долганова и Анатолий Смирнов.

Детство – волшебная страна, где простые вещи имеют таинственный смысл. Однажды я попал на экскурсию в типографию. Мое воображение поразила загадочная машина, из которой выезжали свинцовые буквы в виде ровных строчек.

«Вавилонская печь»
Мне так понравились аккуратные буквочки, что я не удержался – да хвать одной рукой! И вскрикнул от боли: строчка была раскаленной! Типографский работник глянул сердито и сказал, что эта машина – страшная «Вавилонская печь», внутри которой температура выше 500°C. В брюхе у нее всегда бурлит расплавленный свинец. Если по недосмотру печь остынет, то строкоотливная машина превратится в груду металлолома. Все это называется «горячий набор».
Я надолго запомнил, как жгутся раскаленные строчки. За привычной газетной страницей скрывался труд незнакомых людей, которые днем и ночью следили, чтоб не остыла «Вавилонская печь», а горячие буквы сообщали людям нечто важное. Да и название газеты – «Искра» – означало брызги расплавленного металла.
Дмитричи
В старших классах школы мне довелось поближе познакомиться с людьми газетного дела. Обслуживал «Вавилонскую печь» очень веселый человек Анатолий Дмитрич. Временами он кочегарил так сильно, что дым от «Вавилонской печи» поднимался на второй этаж. «Опять Толя свинец плавит!» – сердились на втором этаже и, чтобы не угореть, распахивали все окна. На втором этаже царствовал другой Анатолий Дмитрич, очень серьезный человек. Работал он с металлической линейкой в руках – чертил на больших листах макеты газетных страниц. И часто спускался вниз к своему тезке, чтобы сдать в «горячий набор» заметки для завтрашней газеты.

На снимке: верстальщик Жигалова Людмила.

Линотип – символ власти
Читателям компьютерной эпохи считаю своим долгом пояснить. Металлическая линейка называлась строкомер, а строкоотливная машина – линотип. Это были символы власти, вокруг которых плясала вся газета. Без строкомера нельзя было и шагу ступить – это был маршальский жезл, которым отправлялись в бой газетные строчки. С его помощью рисовался будущий номер и размечался гонорар авторам. А линотип – это был бог войны собственной персоной. При его поломке Анатолий Дмитриевич вставал на колени перед «Вавилонской печью» и, как языческий жрец, воздевал кверху руки с гаечными ключами и отвертками. Тогда выход номера задерживался до позднего вечера. Это были часы напряженного ожидания. Все заметки давным-давно были сданы в «горячий набор», но домой уходить нельзя! – пока первый экземпляр завтрашней газеты не будет подписан: «В печать». И подпись редактора.
Бремя ответственности
О, знал ли я, что своей рукой подпишу в печать сотни номеров «Искры»! Какое бремя ответственности! Одно неверное слово, одна дурацкая ошибка, и завтра твой телефон разорвется от гнева и возмущения. К тебе нагрянет оскорбленный читатель и, меча громы и молнии, потребует опровержения. Ведь свинцовые строчки жалят как пули. А твои собратья по перу годами будут пересказывать досадную опечатку, как анекдот. Однажды в слове «врач» первая буква поменялась на «с» – и разразился скандал районного масштаба! Сколько же подвохов таит в себе свежий оттиск газеты, над которым занесена благословляющая десница редактора! Все ли факты перепроверила пишущая братия? Редактор обреченно вздыхает и визирует номер с иронической фразой: «Остальные ошибки пускай ищут читатели!».

На снимке: линотипист Зинаида Владимирская.

Легенды
Много редакторов «Искры» совершали этот священный ритуал, но я даже не помню их имен! Увы, поколения работников газетного фронта сменяют друг друга, как выбывающие из строя бойцы. Вместо имен остаются порой лишь легенды. Такой легендой был фронтовик Николай Овчинников, или попросту Кондратич. С войны его мучала тяжелая одышка, и Кондратич не дышал, а храпел, как загнанный конь. Днем Кондратич рисовал макеты будущих номеров, а по ночам писал очерки о судьбах людей. В день публикации очерка он ходил именинником и принимал поздравления. Другой легендой «горячего набора» был его предшественник Феликс Комаров. Рассказывали, будто в цейтноте Феликс на ходу сочинял заметки и диктовал их прямо на линотип.
Наряду с легендами ходили и анекдоты «горячего набора». Рассчитать макет будущего номера с точностью до последней строки могли только виртуозы. Если же строкомер попадал в руки новичка – пиши пропало! Когда в типографии начинали верстать газету, в одном месте лишние строчки выпирали наружу, а в другом строчек недоставало. Ответственный секретарь пытался заткнуть дыры в газетной полосе случайными кусками текста. Выход номера срывался. В конце концов, происходила такая сцена. По газетному цеху бежит взмыленная дама со строкомером и кричит: «Девки, у меня дыра, и большая!».
Наставники
При Кондратиче пришла в типографию директором В.Ф. Долганова. Глядя на нее, Кондратич укоризненно качал головой: «Не знаешь ты, с каким хозяйством связалась!». Типографские машины требовали сверхточной настройки, которую делали тульские мастера! Но Валентина Федоровна перевыполняла все планы и обеспечивала полиграфистов высокими заработками. В цехах у нее всегда стояли натуральные соки для рабочих, а на окнах цвела герань. В.Ф. Долганова возглавляла типографию до конца эпохи «горячего набора».
На смену старому Кондратичу пришел молодой Дмитрич – журналист Анатолий Вылегжанин. Он стал моим наставником: предлагал темы для заметок и подвергал мои рукописи деликатному разбору. Темы у него рождались как из рога изобилия. Однажды мы даже поспорили, что он напишет статью про любой предмет, на который я укажу. И я проспорил! Целый год мы работали вдвоем в одном кабинете, и я многому научился у этого журналиста.
Его супруга Татьяна Семеновна вела занятия школьного пресс-центра. Она собирала у себя желторотых юнцов, учила их составлять заметки, придумывать заголовки. Как-то раз я признался ей, что хочу познакомиться с детским писателем Владиславом Крапивиным. Она ухватилась за эту идею и командировала меня в Свердловск. Так сбылась моя мечта! Из этой поездки я привез очерк о В.П. Крапивине и пионерском отряде «Каравелла». Казалось бы, причем тут районная газета, которой положено писать о тракторах да надоях? Но очерк появился в «Искре» без сокращений. С тех пор у меня словно выросли крылья за спиной. Я убедился, что журналист – это волшебник, открывающий все двери.
Постепенно коллектив «Искры» стал моей семьей. Творческая атмосфера газеты притягивала самых разных людей. Любил заглянуть в редакцию краевед С.Г. Вахонин, работавший заведующим районным отделом народного образования. Приносили свои рукописи поэты, колхозники, руководители разного ранга. Актив внештатных авторов составлял не одну сотню человек. Все эти нити сходились в руках опытного редактора Целищева М.В.
Шеф
Газетчики звали его просто Шеф. Его подчеркнутая интеллигентность была темой для шуток. Не знаю почему, но любую фразу он начинал с междометия: «Гм-гм!». Один раз я написал критическую статью о летнем трудовом лагере для старшеклассников. Эта публикация наделала много шума. По неопытности я тогда не понял, какую душевную боль причинил Шефу. Ведь руководителем школьного лагеря, который я «прославил», была супруга редактора! Но Шеф и словом не обмолвился об этом. Наоборот, он дал мне положительную рекомендацию в университет и даже приписал один год газетного стажа, чтобы повысить мои шансы на поступление. Сегодня я понимаю всю меру его великодушия!
С теплым чувством вспоминаю редакцию той поры: Алевтину Лачкову, Лидию Кувалдину, Людмилу Жвакину, Николая Лапина, Зою Овчинникову, Людмилу Володину, Александра Перминова. Дорогие «искровцы», ныне здравствующие или безвозвратно ушедшие, сердечно обнимаю вас! Сравнивая век минувший и нынешний, осмелюсь вам доложить, что эпоха «горячего набора» была золотым веком журналистики.
На смену «горячего набора» пришел «холодный расчет». Сказочная «Вавилонская печь», в которой бурлил свинец для газетных строчек, остыла и спеклась в груду металлолома. Тиражи областных и центральных газет упали до уровня районных. Газетные строчки все реже «обжигают» читателей.
Олег Четвериков,
редактор газеты «Искра» с 1993 по 2000 год