За долгие годы, что живу на этом свете, всегда искала причину и задавалась вопросом: почему так тяжело  жить и работать в сельской местности. Сегодня, зная многое не понаслышке, а из личного опыта, могу сделать по этому поводу какое-то умозаключение. Это сугубо моё мнение.

Удар первый

Приехав с Сахалина в 1958 году, моя семья купила дом  в деревне Гребеши Мякишинского сельсовета Верхошижемского района. Добротный пятистенок стоял на крутом берегу реки Норты и на перекрёстке двух улиц. Бабушки жили в соседних деревнях — Новики и Голыши. Отец был шахтёром, и вместе с  мамой прожили на острове одиннадцать лет. После аварии на шахте отец долго болел, не ходил на ногах и сразу, как излечился, решил возвратиться на малую родину. Мне было тогда два года,  старшей сестре четыре, а младшая — родилась уже здесь, в деревне. Как и все, мы завели корову, другой скот, сажали большой огород. Но вскоре нашу кормилицу родителям было приказано увести на ферму. Семья осталась без молока.

В памяти отложились переживания родителей. Мы стали ходить за молоком на ферму. Доить коров я научилась лет в пять — шесть. Как-то несла трёхлитровый бидончик с молоком по тропинке, запнулась и всё пролила. Бабушка Оля кинулась с половником, чтобы собрать остатки хотя бы поросёнку, но, увы, всё впиталось в землю. Заводили на подворье и козу. Не думаю, что такой нелепый шаг — отнять из крестьянских семей кормилиц — был для страны экономически оправдан. А вот душевный удар многие получили на всю жизнь.

Преобладал ручной труд

В 1963 году я пошла в первый класс, и мы переехали из деревни в село Мякиши. Совхоз предоставил нам квартиру — в одном из новых брусковых домов, при условии, что мама пойдёт работать на ферму, а отец продолжит трудиться трактористом и комбайнёром. Ферма новая, но все процессы выполнялись вручную. Мы уже подросли и все помогали маме доить коров. У каждого ребёнка была своя любимая бурёнка. Дети доярок, даже играли все вместе. Избушки строили в ближайшем от фермы перелеске, тут же гоняли мяч, чтобы видеть пришедших на обеденную дойку коров и нестись со всех ног на помощь мамам.

В начале семидесятых в совхозе появился новый молочный комплекс, но и он незначительно облегчил труд животноводов. Появилась только механизированная дойка и навозоудаление. Раздача кормов также  осуществлялась вручную. А нагрузка на доярку была увеличена. Почему на вооружение были взяты такие устаревшие проекты и никто не думал о человеке? Наверное, потому, что кадров хватало. А большая армия инженеров и механиков не была заинтересована в улучшении условий труда животноводов.

Такой вывод я сделала, когда, будучи студенткой сельскохозяйственного техникума, мы, молодые специалисты, ездили на экскурсию на молочные комплексы соседней Республики Марий Эл. В конце 70-х на Семёновском комплексе было беспривязное содержание коров, дойка осуществлялась в доильном зале, а пастеризованное молоко сразу разливалось в треугольные бумажные пакеты.

Когда после окончания техникума я приехала работать в Максаковское отделение совхоза, моему удивлению не было конца: нас учили вести животноводство на промышленной основе, с применением научных методов. На деле же оказалось совсем не так. Здесь преобладал принцип — бери больше, кидай дальше. В молодой душе постоянно были противоречия, а  изменить что-либо не представлялось возможным. Мне повезло, что здесь работал замечательный коллектив доярок, телятниц, которые старались получать высокие надои, привесы, хотя их труд был очень тяжёлым. Грубые корма носили с улицы на носилках, силос — в плетнях. Скирды с соломой нужно сначала растеребить и лишь потом носить. Дойка была трёхкратной. Рабочий день — разорванный. А какие были трудолюбивые женщины! Если бы тому коллективу сегодняшние условия труда  агрофирмы «Среднеивкино», они бы работали с ещё большей отдачей и не ушли  так рано из жизни. Но всё в этом мире циклично. Должны были пройти годы, даже десятилетия, чтобы в отрасли сельского хозяйства заговорили о новых технологиях, подходах, современной технике.

Как доставался людям частный сенокос

Все сельские жители испокон веков занимались личным подсобным хозяйством. Даже пожилые люди держали на подворьях коров и расставались с ними, только тяжело заболев.

В сенокосную пору никто не спал. Сено возили по ночам. Но разрешали косить для себя только после того, как закончится общественный сенокос, и весь совхозный скот будет обеспечен кормами. Были годы, когда эта пора приходилась на осенние месяцы. Раньше времени и начинать было нельзя — если кто увидит, сено увезут на совхозную ферму. Отец до последнего дня жизни вспоминал, как у нас из леса увезли кучу сена на ферму. Косить тогда нам помогала его беременная сестра, приехавшая с Севера. Чтобы набрать кормов для коровы и телят,    приходилось и осоку на болотах косить, и стерню после обмолота ржи. Выкашивали все лесные полянки.

Однажды, когда я уже работала в Максаках, управляющий отделением отправил меня с рабочими грести сено, самовольно выкошенное вдоль дороги. Мне до сих пор стыдно за этот поступок. Оказалось, что инвалид Великой Отечественной войны с женой-старушкой накосили травы для своей козы. Вот какое отношение было тогда к тем, кто защищал Родину!  Это сегодня мы все сильны задним умом. Сейчас я бы послала того управляющего подальше. А тогда надо было поступать так, чтобы неповадно было другим.

Трудолюбивый сельский житель никогда не голодал. Мясо зимой, молоко, овощи всегда были на столе. Но ведь хотелось и  колбаски, масла сливочного, сметаны заводской. Этим в деревне не баловали. Поголовье скота в совхозе составляло более трёх тысяч голов, а зарезать животное на внутрихозяйственные нужды не разрешалось, если только для совхозной столовой. Но к Октябрьским праздникам обязательно давали добро на убой одной головы. И мы с кладовщиком Марией Игнатьевной Трушковой  каждый год «колдовали» над тушей, как разделить её на всех, а это больше сотни человек. Решали — давать или не давать по кусочку мяса пенсионерам. А как обойдёшь их стороной, они ведь всю жизнь отдали родной деревне.

Не хлебом единым жив человек

Отток населения из деревень начался  после сселения и признания их неперспективными. Сколько наших земляков уехало тогда на Урал! Крестьянам долгое время не давали паспортов, чтобы они никуда не сбежали. Но какими-то окольными путями им удавалось вырваться. На центральные усадьбы совхозов, крупные отделенческие деревни переехали те, кто не мог оставить своих родителей, не грезил городской жизнью, в общем, самые преданные, которые продолжали жить и надеяться, что будут перемены к лучшему.

И они пришли, но с опозданием. Появились детские сады, дороги, школы, строилось жильё, но люди уже уехали в поисках лучшей доли. А годы перестройки и реформирования сельского хозяйства «добили» деревню окончательно. Государство бросило селян на произвол судьбы, и пошёл обратный процесс. В числе первых стали закрываться детские учреждения — уж очень затратная сфера для сельхозпредприятий. Не стало строиться жильё. Вышли из оборота тысячи гектаров пахотных земель. Не удержалось и животноводство. Некоторые хозяйства пустили под нож весь скот, распродали технику и прекратили своё существование. Руководители менялись, не успев нагреть кресло в кабинете. Выстояли сильные духом, думающие, они и сумели удержать хозяйства на плаву.

Сегодня, благодаря внедрению новых технологий в животноводстве, растёт продуктивность и производство молока в агрофирме «Среднеивкино», СХП «Пунгино», СПК «Звезда». Чтобы работать на современной технике и оборудовании, требуются высокопрофессиональные кадры. К сожалению, их недостаёт. Разлетелась молодёжь. В некоторых хозяйствах области коров доят роботы. Может, это экономически и выгодно, но только как-то противоестественно, без души что ли.

Любовь ТРУШКОВА