На снимке: И.И. Чертищев.

Укрупнение колхозов

В 1958 году, по инициативе местных органов власти, было произведено укрупнение колхозов. Всё началось с того, что к нам в район приехал новый секретарь райкома партии В.Е. Мамаев, который был председателем колхоза имени Ленина в Зуевском районе. Собрали нас всех председателей колхозов на пленум райкома. Представитель обкома партии товарищ Трапезников взял слово. Он сказал, что наш Верхошижемский район по производству продукции полеводства и животноводства топчется на месте, урожайность зерновых и надои молока самые низкие в области. Поэтому обком партии решил руководство райкома заменить и предложил на должность секретаря В.Е. Мамаева. Среди присутствующих на пленуме установилось гробовое молчание, никто не задал ни одного вопроса. За Мамаева все проголосовали единогласно. Через неделю после пленума прошёл слух, что Среднеивкинский совхоз укрупняют с Калачиговским и «Краснознамённым». После объединения Мамаев провёл бюро райкома, на которое были приглашены все председатели колхозов. После доказательства укрупнения колхозов он в буквальном смысле слова предупредил всех присутствующих на бюро, что если кто будет препятствовать в этом мероприятии, то свернёт голову, как цыплёнку. Эти слова для пущей убедительности подтвердил движением сжатого кулака, показал, как рубят цыплёнку голову.

После бюро все пошли в столовую обедать. Там Мамаев подозвал меня к себе и попросил зайти в райком. Мол, есть разговор.

В кабинете он предложил мне объединиться с Желтопесковским колхозом и быть там председателем. Но, зная отдалённость нашего колхоза от Желтопесковского, леса и непроходимость дорог, я доказал нецелесообразность этого объединения. Одновременно высказал ему предложение: уж если объединяться, то с колхозом «Россия» — Верхошижемье. Он со мной согласился, но пошёл дальше — решил объединить в одно хозяйство ещё и Косино, Безденежные.

Из четырёх колхозов — один

28 июля 1958 года состоялось общее собрание колхозников четырёх хозяйств в районном ДК. Зал был битком набит народом. Председателем колхоза выбрали Сергея Ивановича Конышева — теперь уже бывшего секретаря райкома партии. Заместителем по общим вопросам Я.Н. Гребнева, по животноводству — меня. Секретарём парткома — Н.И. Конышева.

Таким образом, колхоз стал в границах (по полям) в 35 км.

Прошло примерно около двух месяцев работы в укрупнённом хозяйстве, как стало твориться что-то неладное. Дисциплина начала падать. По существу, колхоз стал неуправляемым. Да и как можно было успеть везде его председателю, когда в составе   было 66 деревень, 46 ферм, больше тысячи работающих. Ко всему этому, в первый же год работы в хозяйстве по итогам работы выплатили на трудодень по 14 копеек и по 600 г хлеба. Этот фактор подхлестнул людей, к  тому, что они стали уходить из колхоза целыми семьями, не требуя документов.

Я уже говорил, что человек, каким бы он ни был, даже самый отменный разгильдяй, не любит беспорядок. А что говорить о честном труженике. Беспорядки и ущемление прав на труд переносятся тяжело.

Расскажу об Иване Владимировиче Горбунове из Тюменей. Это был человек труда с хозяйской смекалкой, хороший плотник. Когда мы строили лёвинский двор, его назначили бригадиром. Утром и вечером был вынужден ходить из Тюменей в Лёвинскую. Несвоевременное обеспечение стройки — нет гвоздей, пиломатериала, низкая оплата труда — всё это он переносил тяжело. Вскоре не выдержал и уехал из колхоза. А таких людей в хозяйстве было не так много.

Кукуруза — царица полей

В то время насаждался посев кукурузы и сахарной свёклы, гороха с овсом. Всё это сеялось по занятым парам. Но эти южные культуры плохо росли, а уход за ними отнимал много времени. В самый разгар сенокоса, когда надо косить и силосовать, занимались прополкой свёклы и кукурузы вручную.

С уборкой второй запаздывали. Надо было уже сеять рожь, а земли нет. Сев озимых затягивали до октября. Урожайность упала до 3,5 центнера с гектара. Нечем стало рассчитываться с государством. Скот сдавали истощённым и весом (телята) по 60 — 70 кг, лишь бы от него освободиться.

Чтобы выглядеть лучше на фоне других колхозов (это делалось повсеместно, за что получил по заслугам обком партии), заставляли мошенничать: оформлять фиктивные квитанции на несданный скот, на молоко и т. д.

Например, в нашем Куликовском отделении был оформлен документ на 60 голов телят, якобы сданных государству. Об этом я узнал много позднее. Или председатель колхоза «покупает» в потребсоюзе масло на бумаге, оформляют денежные документы, а потом делают наоборот. Так выполняли план по молоку.

Мамай прошёл

По нашему примеру начали укрупнять колхозы и в других районах области. А ещё позднее стали объединять и районы. Это делалось тоже по инициативе Мамаева. В общем, «мамаевщина» прошлась и по другим областям. В народе так и стали говорить: «Мамай прошёл».

В марте 1959 года я подал заявление о переводе меня на должность бригадира в Большие Кулики. Просьба моя была удовлетворена.

Из колхозов — в совхозы

В 1960 году в нашем районе стали создавать совхозы. Так, на базе нашего организовали совхоз «Верхошижемский». Все колхозники вступили в него и стали называться рабочими и служащими, а система управления стала осуществляться в форме приказа.

Смена директоров

Директором совхоза назначили Ивана Григорьевича Булдакова. Руководить, не вникая  в детали работы, не прислушиваться к мнению подчинённых — это было для него обычным делом. Просьбы специалистов Булдаков терпеливо выслушивал, но делать заставлял то, что скажет он. Просьбы управляющих — что-либо купить для отделения, оказать помощь в транспорте — он считал мелочью и оставлял без внимания. Человек для него был пешкой. Прекословить не смели. В общем, он считал, что если пришла весенняя посевная, то должно быть в движении всё. Никаких поломок техники, бездорожья он не признавал.

Не прошло и месяца, как специалисты заговорили, что с директором невозможно работать. Каждый день проработка   Гудова — главного агронома, Шевелёва — главного зоотехника. Наконец, они не выдержали и ушли из совхоза. А между тем, хозяйство всё катилось по своим экономическим показателям вниз.

У меня с первых дней работы с Булдаковым отношения не складывались. Я уже говорил, что он не обращал внимания на «мелочные», по его мнению, вопросы. Я же считал, что от таких «мелочей» — нет угля в кузнице, не приобрели мешки к посевной, нет колёс к телегам, запасных вентиляторных ремней к трактору — зависят большие дела.

Чтобы решить эти вопросы, я требовал от Булдакова обеспечить необходимыми материалами, а он считал это критикой в свой адрес, подрывом его авторитета.

В конце концов, я перешёл в плотники, где трудился до сентября 1960 года. Хорошо было — отработал день и свободен, никто тебя не тревожит. Однако за дела в отделении душа у меня болела.

Мне можно было тогда уволиться и уехать снова в Киров. Но я не привык часто менять место жительства. Да и моя жена училась в Кировском культпросветучилище — переезд мог помешать учёбе. За лето, пока я работал плотником, сменилось три управляющих. На моё место встал А.А. Глухов, но он работал всего один месяц, заболел, пролежал в больнице и больше к работе не приступил. В отделении была агроном Л.С. Русских, которую Булдаков назначил управляющим вопреки её желанию. Женщина тоже проработала месяца полтора и уехала в неизвестном направлении. Потом Булдаков где-то нашёл молодого инженера с женой, пообещал им золотые горы, только работай, но тот тоже сбежал в Киров.

Где-то в конце сентября меня вызвали на партком совхоза. Оказалось, что решили, чтобы я снова принял отделение. Я наотрез отказался. Через неделю меня снова на партком. Тут-то меня и взяли в оборот, доказывая, что веду себя не по партийному. Я дал согласие только потому, что секретарём парткома стал А.В. Смертин.

Лето 1962 года было мокрое, начиная с весны, беспрестанно лили дожди. Правда, случился просвет в уборку ржи. И вот приезжает в отделение Булдаков и приказывает мне послать лафеты в деревню Тюмени валить рожь. А озимых было навалено в других полях сотни три га, которые из-за дождей прорастали. Я ему стал доказывать, что надо подождать валить рожь, тем более она созрела, и, когда придёт время, её лучше сразу убрать прямым комбайнированием. Булдаков меня и слушать не стал. А уехал в Тюмени, нашёл там Наталью Трушкову и приказал ей подвалить все поля — гектаров сто пятьдесят. Рожь в Тюменях была самая хорошая, и Наташа её подвалила. А потом пошли дожди, рожь проросла, схватилась с землёй, но убирать её как-то надо. Сырость. Комбайны буксуют, валки невозможно растащить. Дело застопорилось…

Булдаков попросил помощи у школы для подъёма валков. И вот приехали сто человек с вилами, граблями, но молотьба всё равно не идёт. Большая часть валков осталась в поле — ушла под снег.

Позднее на парткоме единогласно решили, что Булдакова на работе оставлять больше нельзя, о чём доложить в райком партии.

Наталья ЧЕРТИЩЕВА, п. Верхошижемье

Продолжение следует.