Живи до 100 лет, родная!

Моя мама Анфиса Андреевна Окатьева родилась в д. Кузнецы Рябовского сельсовета (Вороньевская сторона). Семья у родителей была большая: самих их двое и 12 человек детей (к сожалению, не все из них дожили до взрослого возраста: семеро умерли во младенчестве). Жили они очень бедно. Когда началась Великая Отечественная война, главу семейства, моего дедушку, забрали на фронт. Домой он не вернулся. Семья и так еле-еле концы с концами сводила, а теперь ещё и без мужского плеча осталась.

Работала бабушка на ферме, но поручали ей и другие дела. Осенью, когда обмолотят зерно, посылали отвозить его на лошади в Киров «на заготовку». Одним днём обернуться не получалось. Пока она была в поездке, с коровами на ферме управлялась за неё дочь Анфиса (моя мама). Дома хозяйничали тоже сами ребята. Подоят они козу, разольют молоко по кружкам, чтобы поровну всем досталось, а всего-то в каждой по глотку его окажется. Чтобы сразу всё не выпить, брали ложки, окунали в белую жидкость и лизали их. Так хоть вкус молока подольше на языке ощущался. Голодно было. Мама рассказывала, что они и до войны ели траву, песты, грибы, хлеб, в котором вместо муки тоже была трава.

Трудиться в колхозе она стала рано. С другими сверстниками-ребятишками на лошадях и навоз в поле возила, и травы многолетние боронила. Труд нелёгкий и небезопасный. Однажды она по неосторожности чуть на тот свет не отправилась. Лет 9 ей было, когда это случилось. Послали её в поле на лошади травы боронить. Споро она начала работу, но оттого, что зелень уже большая выросла, железные зубья бороны быстро ею забило, и землю царапать она перестала. Мама решила её почистить. Присела и еле-еле приподняла одну сторону над собой. Только стала траву вытеребливать, как лошадь, испугавшись чего-то, дёрнулась, и один зуб прямо в голову маме вонзился. Спасли её тогда, но шрам до сих пор остался.

Очень худо бабушкина семья жила: одеть и обуть было нечего. Мама вспоминает, что коров до самого последнего выгона приходилось босой пасти. Под осень ноги так мёрзли, что сил никаких не было. Увидит, у какой коровы лепёшка выпала, бежит быстрее, чтобы встать в неё и хоть немного тепло почувствовать, а другой раз и струёй коровьей ноги грела.

Когда грянула война, маме было 11 лет. Как и все дети той поры, работала она в колхозе везде, где требовались её силы: и овец пасла, и на ферме трудилась. Ещё раньше, когда она маму на группе подменяла, приметило колхозное начальство, что девочка и одна хорошо с работой справляется, так что теперь дали ей целую группу. А труд-то какой тяжелейший был! Кормить, поить скотину — всё вручную приходилось. Воду черпали из колодца, который был вырыт у фермы. Вёдра через всё помещение несли к печи — она располагалась в самом дальнем его месте. Там её грели, корма заваривали, как остынут, раздавали скотине. Только чтобы напоить и накормить животных, сколько за день воды нужно было переносить!

Успела мама в войну и на лесозаготовках поработать. Сначала сучья убирала, в кучу снашивала, а потом — и деревья спиливала. Рассказывала она, что зимой ветром лютым нехитрую её одежонку всю насквозь продувало. Мёрзла, голодала: съестного-то из дома не могли ей ничего послать. Её жалели: то один чего даст, то другой. Вот, наверное, и выжила.

В молодости мама очень любила вязать крючком. Особенно хорошо у неё выходили шторы, подзоры, скатерти. Ночи не спала, с коптилкой на печке вязала, даже на заказ. Крючок купить не было возможности, так она сама его сделала. Как-то шла и заметила трос, лежащий на дороге. Отломила от него проволочину, загнула бородку — вот и вязальный инструмент вышел.

В 23 года мама вышла замуж. Не повезло ей в личной жизни: муж пил, гулял, бил её. Потом придумал он ехать на Украину. Сдали они с мамой, как бы ни тяжело ей было расставаться с живностью, весь скот, который держали, и с этими деньгами он отправился в чужие дали. Домой не вернулся. До мамы дошли слухи, что он утонул.

Осталась она без денег, без хозяйства (в те времена без скота в деревне прожить было невозможно), без поддержки с какой бы то не было стороны. Дети — мал мала меньше: семи, пяти и трёх лет, а сама беременная. Как мама пережила всё это, не знаю, но из детства помню её заплаканные глаза и невысказанную боль в них.

Чтобы выжить и нас поднять, работала она не покладая рук с раннего утра и до позднего вечера. Помню, что помещение фермы худое было, и мама, чтобы животные не мёрзли, зимой поздними вечерами коровьим навозом все щели промазывала. Труд животновода и в те годы оставался тяжёлым и почти полностью ручным. Механизаторы стог сена зимой на тракторе к ферме подтащат, а доярки уж сами его растеребривали, чтобы коровам корм дать. Сначала-то сено хорошо с боков достаётся, а потом — ни в какую, и клочка не вытащишь. Как-то в один год 8 марта она с ещё одной женщиной до того теребком наработались, что слёзы из глаз, а не подаётся стог. Заплакали обе: «Женский день сегодня, а нам — хоть домой не ходи!». А ведь голодной скотину не оставишь.

На ферме мама трудилась без выходных и отпусков, да и у себя в хозяйстве присесть ей было некогда. Накормит, напоит животину, а сама только и успеет пообедать, что краюхой хлеба, и той — по дороге на работу.

Когда мы подросли, мама решила переехать в Самосуды. Там нам дали квартиру. Стали потихоньку обустраиваться. Она, хотя и жила без мужа, сама и баню справила, и погреб. Да и без скотины мы никогда не жили.

А вот, чтобы прокормить животину, корма нужно было на зиму немало заготовить. Траву косили руками, причём в самых дальних неудобицах, куда колхозная техника не могла пройти. Личным сенокосом разрешали заниматься обычно не раньше сентября, когда все основные работы в сельхозпредприятии были справлены. А там ведь уже дожди. Как сено высушить? Поэтому его, если удавалось, заготавливали по ночам. В это же время и домой на себе носили, чтобы никто не видел: мужа нет — никто не привезёт. Мама у нас никогда сено не покупала. Если случалось, что заготовит больше необходимого, то даже продавала его.

Когда нам пришла пора учиться, мамочка каждую неделю стала провожать нас в школу: была она в 10 километрах от деревни. Чтобы успеть к первому уроку, выходить надо было раным-рано. Мама зажжёт факел, сделанный из привязанной к палке консервной банки, в которой была зола, залитая соляркой. И идём мы по бездорожью. Ненадолго такого освещения хватало, дальше уж во тьме шли. Иногда и вымокнем до нитки. Проводит нас, а обратно возвращается — в голос плачет. Так жалко детей было — ведь на целую неделю из дома отправляла (жили мы в школьном интернате).

В трудах и заботах коротала мама свой век. А когда состарилась, переехала к сыну, моему брату, в Воронье. 30 лет прожила у него, а сейчас — у меня, в Верхошижемье.

Несмотря на преклонный возраст, она не может сидеть сложа руки, во всём мне помогает. Весной огород три раза перекопала, чтобы каждую травинку выбрать. Мне хочется, чтобы она отдохнула, пожила в своё удовольствие, но без работы мама не сможет. Если запретить трудиться, ей совсем плохо будет. В этом году пять телег дров привезли. Я колола, а она складывала. Да ещё и меня подгоняла.

Сейчас, когда иду к дочке в гости или на службу в церковь, она дома не остаётся, тоже со мной собирается. Ходим с ней вместе и на соревнования за внука болеть, он в лыжной секции в спортшколе занимается.

9 ноября у нашей дорогой мамочки юбилей. Ей исполняется 90 лет. Хочется, чтобы здоровье её никогда не подводило, а новые дни приносили только радость. Живи до 100, родная! И пусть тебя больше не коснутся ни горести, ни тревоги, ни страдания.

Л. БЕЛОВА

Вы можете пропустить чтение записи и оставить комментарий. Размещение ссылок запрещено.

Оставить комментарий

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

1 + 1 =