«Была мечта – поесть досыта черного хлеба». Воспоминания медсестры эвакогоспиталя № 1952

НА СНИМКЕ: Лидия Николаевна Багаева.

Хранящиеся в Оричевском архиве воспоминания Багаевой Лидии Николаевны о военных годах, прошедших в поселке Оричи в военном эвакогоспитале № 1952, были записаны в апреле 1994 года. Бывшая санитарка рассказывает о малоизвестных страницах жизни советских солдат, медработников и военнопленных в госпитале в годы Великой Отечественной войны. Записи воспоминаний приводятся дословно от имени автора, орфография текста сохранена.

НА СНИМКЕ: сотрудники эвакогоспиталя № 1952, 1943 год.

«Прошло с тех пор 50 лет, а события тех лет свежи в памяти, т. к. память в те годы была отличная. Я истобянка. Родилась в д. Мокеровы в 1924 году. В 1941 г. закончила Халтуринскую медицинскую школу, и мечтали все классом ехать на работу в Зап. Белоруссию, но война спутала все планы.
Осенью в 1941 г. в Оричи с Украины из г. Ромны эвакуировали эвакогоспиталь № 1952, и у них не хватало медперсонала, вот они и призвали через военкомат 15 медсестер и несколько врачей.
Когда пришла мне повестка, то мне очень хотелось на фронт, и недовольны мы были все, что вместо фронта работать придется нам в Оричах. Раненые чаще поступали по ночам, возили их со станции до корпуса на лошадях. Ранены они были в конечности – руки и ноги, а с ранениями черепа, живота отправляли в Сибирь для длительного лечения.
Внутри здания раненых носили на носилках на хрупких девичьих плечах. Под госпиталя были отданы лучшие здания в п. Оричах: 2 школы, ясли, садик, райисполком, больница, было открыто 5 корпусов.
Я работала в III корпусе в бывшей 2-этажн. школе перевязочной медсестрой. С часами не считались, весь световой день делали ванночки, перевязывали, накладывали гипс. Процент выздоровления был высок – до 98%, и только единицы с незажившими ранами ехали через комиссию домой, их сопровождали медсестры до дома.
Раненые рвались в бой, отомстить за себя и товарищей и требовали быстрее их вылечивать, но в семье не без урода, были и такие – уйдут к Братухинской речке, на рану насыплют золы или соли, чтоб еще полежать в госпитале, но таких быстро выявляли, сделав на повязке крест из зеленки.
Кормили раненых очень хорошо. Белый хлеб, оладьи, мясной суп, молочная лапша, компот, масло сл., сахар, они часто, скопив сах. песок, променивали его на рынке на махорку. Нас кормили в отдельной столовой и хуже – 2 р. в день, завтрак и обед. На завтрак ежедневно ржаная болтушка с рыбьей головой в глиняной чашке, в обед суп и 500 гр. черн. хлеба на сутки, хлеб этот мы съедали сразу, а вечером были голодные, как волки, иногда ходили воровать колхозный турнепс, но за это водили в милицию.
Дисциплина была очень строгая, за опоздание на 5 мин. судили народным судом и давали 25% вычитать полгода из зарплаты, а получали мы очень мало 270 – 300 руб. до реформен. денег и чтоб что-то купить из одежды – экономили хлеб, 4 дня не ели и булку хлеба везли в Киров продавать за 200 руб. Но хлеб милиция могла отобрать, запрещено это было. Ехали взад и вперед на подножках, билетов не давали, т. к. везли раненых вглубь страны, а с востока войска на запад. Вот и ездили тогда в мороз на подножке человек по 8, того и гляди сорвешься, а иногда меж вагонов, иногда и на крышах вагонов.
Рынки были большие, но много было обмана, например, на трубочке ниток навито только 2 ряда ниток, кусок хоз. мыла – деревяшка, обмазанная мылом, обувь на катонной подошве и т. д., а позднее уже появились импортн. товары из посылок, что слали из Германии наши солдаты и командиры…
…Кроме голода, в Оричах не очень нас трогала война. Мы были молоды 17 – 18 лет и ходили в клуб на танцы, да и у зданий госпиталя были и концерты, и танцы, иногда и под духовой оркестр, т. к. среди раненых были разные музыканты и певцы. Не пропускали ни одного кино, особенно запомнились из тех лет картины «Зоя» и «В 6 часов вечера после войны».
Местное население хорошо относилось к раненым, носили им гостинцы, ватрушки, молока и часто ягоды. Ходили и школьники написать кое-кому письмо.
Раненые были все молодые. В основном. И изредка старички лет под 50. Были среди них и поэты, помню про нас с м/с Аней Андрюшко поэт Бортников составил стихи, которые не все не запомнились, а некоторые слова:
Ведь если немец нас калечит,
То только Лидочка нас лечит,
От всяких ран и язв и раков,
Примером может быть Исаков,
Как мазь она ему втирает,
Он моментально засыпает
Боец уснул, ему не больно,
А Лида рада и довольна.
Шла война 1418 дней и ночей, и мы думали никогда ей и конца не будет, ведь нам в 30-х годах внушали, что «врага разобьем на его же территории малой кровью могучим ударом» и «чужой земли мы не хотим не пяди, но и своей вершка не отдадим», но вышло далеко не так, и поэтому ходили гадать, когда кончится война, но никто точно и не предсказал.
Раненые физически были крепкие парни, высокие румяные, никогда не болели простудными заболеваниями, не было и инфекционных заболеваний, т. е. не было и завшивленности. Были у нас солдаты со всего Советского Союза из 16 республик. Жили они дружно…
Советские раненые были в Оричах до зимы 1944 г. А тут сверху пришел приказ: всех отправить за Урал и принимать военнопленных…
Выгрузили первую партию где-то ночью и сразу их не увезли и они до утра прыгали в вокзале, чтоб не замерзнуть… Их было много и были среди них: поляки, румяны, финны, венгры, чехи, немцы. Вместо коек поставили деревянные топчаны в 2 яруса и даже вначале и на полу разместили. Были они очень истощены, но не ранены… Очень смирные, подчинялись беспрекословно. Их тумбочки часто проверялись на предмет чего-нибудь острого, порой наши охранники отбирали даже зеркало и ложку, если она им нравилась.
Очень следили за чистотой в здании и проверяли каждое утро на завшивленность. Нам стало работать легче, все делали под нашим наблюдением немецкие врачи и санитары, кормили их хорошо по нормам наших солдат и они быстро стали поправляться, их стали водить на работу в лес и открыли швейную и сапожную мастерскую.
В школе мы учили немецкий язык кое-как, и нам он тут очень пригодился. Их сразу в одно здание поступило 400 чел., нужно каждого записать, т. е. завести историю болезни, а мы смотрели на них и не знали ни одного слова. Вот и выручили нас тут чехи и словаки, их язык похож на украинский и понять можно было, а находясь среди немцев, они знали и немецкий язык. Садим рядом с собой чеха, и вот он целый день нам переводит… Но вскоре мы для себя записали необходимые слова и выучили их, помню и через 50 лет, например, в каком году родился «Вифильярезигеборен»?
Были немцы в Оричах до 1946 г. до осени. Нам с плеными запрещали говорить, но иногда ночью все равно спрашивали их про их жизнь, показывали они фото своих семей, жоны их не работали. Жили они и тогда богаче нас – имели трактора, велосипеды, часы.
Были среди них хорошие врачи, а у нас в Оричах врачей очень не хватало, все были на фронте и в госпиталях, и иногда немца-врача вызывали делать операцию в Оричевскую больницу, конечно под наблюдением наших врачей, и операции проходили успешно…
В конце войны кормили уже их плохо – картошка в мундире – и не досыта, и работая в лесу, они убивали ворон, несли их и вечером в печке в железных банках варили.
Но вот осенью пришел приказ – расформировать госпиталь, крепких рабочих отправили в Мурашинский и Верхнекамский р-ны работать в лес, а те, которые слабее, погрузили в эшелоны и повезли в Венгрию в г. Сегет (прим. г. Сегед) и в Германию.
И вот я в числе 16 сестер поехала в Германию, ехать не хотелось, но мы были военные, и не спрашивали наше желание, в товарных вагонах и мы в отдельном вагоне, охрана, врач, медсестры, был это август 1946 г. Жара. Продуктов дали много, и питались мы хорошо, ехали туда неделю, по дороге видели развитые города, особенно запомнились город Вязьма, вместо него пустырь и доска, где написано, что г. Вязьма, а вместо г. Смоленска куча красного кирпича.
Привезли мы их в г. Франк-фурт на Одере, нас встречали много гражд. населения и молодые девушки в синих брюках (тогда мы впервые увидели девушек в брюках), встречали и дети, ища своего папу, но никто и никого не встретил. Сдали мы пленных в один большой дом, где их еще будут проверять, где и почему сдался в плен. Магазины их тогда были пустые и народ голодный, были мы там трое суток, говорили, что пленных обменяют на русских в/пл., но обратно ехали пустым эшелоном.
Ехали обратно целый месяц, т. к. жел. дорога у поляков и немцев была в частных руках, и нас не пропускали, пока не подарим продуктов начальникам станции.
И вот где-то в конце сентября сделали прощальный вечер в здании бывшей хлебопекарни, где вручали награды нам за доблестный труд в годы войны, пели, танцевали. Но нас не сразу распустили домой, а многих направили в северные р-ны нашей области, где были еще госпиталя, кто-то поехал, а кто и нет. Мы с подругой не поехали, зная, что война кончилась, а значит и госпиталей больше не будет. И пошла я на сугубо мирную работу – зав. детскими яслями в п. Зоостанция Орич. р-на, ныне д. Новожилы, и проработала там 25 лет, пока не закрыли ясли. Потом переехали в п. Мирный, где и живу сейчас.
День Победы
Остался он для нашего поколения самым большим праздником в жизни. Даже погода запомнилась: день был очень пасмурным, шел мокрый снег крупными хлопьями. В Оричах грязи было до колен, ведь асфальта не было. И чтобы пройти от одного дома до другого, надо было одевать резиновые сапоги, так и весной и осенью.
Я была на дежурстве, когда утром 9 мая «черная тарелка» радио на коридоре передала об капитуляции Германии. Рядовые солдаты от души радовались, что скоро домой, и кричали: «Гуд война капут». Но были в отдельной палате и немецкие генералы, толстые, упитанные, т. к. на работу их не водили, они не верили в Победу, вышли из палаты и сказали: «Это советская пропаганда, Гитлер не победим».
А после обеда в здании на ул. Колхозной, напротив водоразборной колонки, наше командование устроило праздник. Кто-то съездил за водкой в Слободской, а была она не в бутылках, а в бидонах, немножко все выпили, водку в войну мы вообще никогда не видели. И плясали кто как умеет, пели, ликовали, а если у кого-то родной человек не вернулся и пришла похоронка, плакали. А многие еще не теряли надежды, что он жив, что вернется, и так годами, не веря похоронкам, ну и чудеса бывали и приходили, но редко.
У всех у нас была мечта – поесть после войны досыта черного хлеба, а о белом уже мы и не мечтали, недоедали всю войну, все четыре года, и голод всю жизнь забыть не могли мы.
Рассказ мой правдив и ничего не придумано и не приукрашено.
Апрель 1994 г.».

Вы можете пропустить чтение записи и оставить комментарий. Размещение ссылок запрещено.

Оставить комментарий

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

46 − = 37