Братья

НА СНИМКЕ: братья Юферевы.

В «Книге Памяти» Кировской области в разделе «Оричевский район» моей семье посвящен целый абзац, и есть страница с портретами моих дядей и отца. Хочется рассказать, кем были эти люди до войны, как воевали, погибли.
Отец Юферев Василий Петрович всегда с теплотой вспоминал своих братьев, и, по моему мнению, его терзали сомнения справедливости, что братья – умные, работящие, семьянины – ушли на фронт и погибли, а он, мальчишка, остался жить. Привез из деревни гармонь, отреставрировал и попросил сделать на ней надпись «Память о братьях».
Довоенная мирная жизнь в д. Серичи протекала спокойно: люди женились, рожали, строили дома. Деревня была большая. Немало многодетных семей. У Петра Васильевича и Марии Михайловны Юферевых выросли шесть сыновей: Федор, Александр, Яков, Николай, Михаил и Василий (мой отец). Дочери Клавдия и Анастасия.
Отец редко вспоминал войну. Жалею, что не расспрашивал его о жизни братьев.
Из воспоминаний отца:
«Как прошел первый день войны в деревне, не запомнил. А как уходили на фронт вместе два брата Александр и Яков, запомнил на всю жизнь. Пришли прощаться родственники, соседи. Я стою немного в стороне у крыльца и смотрю. Попрощавшись, говорят: «Вроде со всеми попрощались». «А со мной?», – говорю я. «А тебя мы и забыли». Мне было пятнадцать лет, и рассматривали меня как мальчишку, который учится в школе. Никто не мог и предположить, что война продлится четыре года и я приму участие в боях».
Александр и Яков были призваны в один день в июле 1941-го, воевали вместе и погибли в декабре того же года. Федора призвали в сентябре 41-го. Погиб в бою 14 августа 1942 г. Захоронен в братской могиле у д. Новой Парфинского района Новгородской области. Николай призван в армию до войны и пропал без вести в феврале 1943 г. У него, единственного из братьев, в документах не указано, где воевал, на каком фронте, в какой части, где похоронен. Последнего, Михаила, призвали в январе 42-го. Погиб в бою 15 февраля 1944 г. Захоронен в братской могиле г. Пжич.
Из воспоминаний отца:
«К лету 1942 года почти все мужчины деревни ушли на фронт, и мы, парни 16 – 17 лет, стали выполнять всю мужскую работу. Особенно запомнилось, как перевозили грузы. Лошадей к этому времени забрали на фронт, и грузы перевозили на быках. Были они сильные, своенравные, злопамятные. Нагрузишь телегу тяжело, косит глазом, но тащит.
Осенью 1943 года призвали в армию и меня. К этому времени от дружной семьи дома остались лишь женщины и дети: мама Мария Михайловна и сноха Анастасия Николаевна (жена брата Александра) со своим двухлетним сыном Виктором.
Папа Петр Васильевич в 1943 году умер. Работал в колхозе, имел больше всех трудодней. От повседневной, тяжелой работы появились с двух сторон большие грыжи, и случился заворот кишок. Пока везли на лошади в больницу Оричей, умер.
Вначале новобранцев отправили в п. Вишкиль, где учили ходить строем, изучали оружие. Затем нас должны были отправить под Ленинград. Я был распределен в третий эшелон. Первые два с новобранцами на передовой показали себя, мягко говоря, не очень хорошо. Везде нужен опыт, умение. Пришел приказ: наше подразделение-эшелон смешать со старослужащими. Шел 1944 год, и солдат по возможности берегли. Приехал представитель от танковых войск и отобрал бойцов для своей части. Из всего батальона по параметрам (рост, вес, образование) подошел я один. На комиссии этот представитель говорит мне: «Сынок, я не настаиваю на твоем переходе, в бою мы в первом ряду».
Так я оказался в танковых войсках. Приехали в часть, а там одни старослужащие-фронтовики. Утром – подъем на зарядку, встаю, накручиваю портянки. С соседней койки приподнимается одеяло, и старослужащий говорит: «Сынок, ты куда собрался?». «На физкультуру», – говорю я. «Ложись, и делай все, что делаем мы». На физкультуру они не ходили, но то, что касалось теоретической и практической учебы, учили на совесть. Основной и главный экзамен принимал противник, и оценка твоим знаниям – жизнь.
Получил специальность «Наводчик танковой пушки» и назначение в полк самоходок. Самоходку, на которой я воевал, выпускал завод в Нижнем Новгороде. Она имела броню впереди, бока защищали экипаж от осколков и пуль листами железа. Верх и задняя часть были открыты, в непогоду надевался брезент. Механик-водитель сидел в передней части между двумя спаренными двигателями. Места внутри было мало, и экипаж – командир, наводчик и заряжающий – стоял.
На фронт попал летом 1944 г. Все время шли бои. Полк имел 21 машину, после хорошего боя в строю оставалась 2 – 3 единицы. Пехота в 44-м без артиллерийского сопровождения в бой не ходила. Больше всего страдала на передовой пехота, особенно весной, осенью. В окопе нет возможности хорошо просушить одежду. Край шинели от воды намокает, при морозе замерзает и начинает бить по ногам до крови. Пехотинец замерзшую часть шинели отрезает, и так несколько раз до хлястика. Наступает зима, и старшина не знает, где взять новые шинели. Пехотинец стучит по броне, замерзший, просит закурить. Танкисты испытывают другие «прелести» войны. Идешь в бой, грузишь в машину столько снарядов, что стоишь на коленях».
Спрашиваю отца: «Зачем так много?», а он говорит: «А кто тебе снаряды привезет, когда бой идет?».
«Когда идет бой, стреляют со всех сторон и бьют по одной цели с разных сторон. Ты поразил цель или кто-то другой – определить сложно. При движении в бою наводчик все время смотрит в окуляр прицела, и им так бьет по глазу, что все время ходишь с синяком. На учениях поражал цель с первого выстрела. При попадании снаряда в машину от экипажа ничего не остается.
Однажды немецкая самоходка «Фердинанд» пробила болванкой на вылет оба борта нашей самоходки. Видимо, к концу войны у немцев со снарядами было плохо. Стоим, ничего понять не можем, все живы и целы, но самоходка встала, водитель поник головой. Идет бой, противник стреляет, покинули машину. Как самый молодой, полез в самоходку, не могу вытащить его, за что-то зацепился. Дай, думаю, хоть документы заберу. Полез в нагрудный карман, рука уходит во что-то липкое. Прямое попадание осколка в сердце. Так погиб самый старший по возрасту член экипажа. Был он спокойный, рассудительный, звали его Михаил.
Первый раз ранило в ногу. В госпиталь не пошел, был молодой, да и в какую часть попадешь после госпиталя, а тут родной полк, экипаж. Стоять не мог, поэтому целый месяц ездил, сидя на зарядном ящике. Каждый день приходил полковой врач, осматривал, делал перевязки. А вот второй раз ранило более серьезно. Шли тяжелые бои в Восточной Пруссии, и под Кенигсбергом получил при разрыве снаряда осколочное ранение в плечо и руку. Этот же полковой врач спас мне жизнь и оказал помощь. Лично сопроводил в полевой госпиталь, где хирурги не успевали обрабатывать раненых, работали у операционных столов сутками. Меня отправили в тыл. Один небольшой осколок при операции удалить не получилось, он находился в неудобном месте у сердца. Так с ним и жил.
День Победы встретил в госпитале на станции Юдино, под Казанью. Рано утром в палату вбежала медсестра, а так как моя койка стояла у входа, она начала трясти мое раненое плечо, при этом радостно крича: «Вставайте, Победа!». Дикая боль. Кто ходил, тот хорошо отметил День Победы.
После выздоровления направили за назначением дальнейшей службы в Нижний Новгород. Там наблюдал такую картину. У высокого берега Волги стоит баржа с дровами, которую разгружают пленные венгры и немцы. Те и другие высокого роста, здоровые. Охраняет их худенький пехотинец с винтовкой. Между пленными возникает спор. Венгры обвиняют немцев в том, что немцы заставили их воевать, завязалась драка. Кровь брызжет во все стороны, охранник бегает рядом и ничего не может сделать».
После войны отец служил в танковой части, расположенной в Германии. Демобилизовался в 1949 году по инвалидности и работал до выхода на пенсию на одном из предприятий г. Глазова, воспитал двух детей, ушел из жизни в 2006-м, прожив 79 лет. Был он человек умный, образованный.
Нас с сестрой родители каждый год отправляли на лето в деревню. Деревни соединялись между собой непроезжими дорогами, но с дорог хорошо просматривались поля, перелески. Помню, в конце 50-х – начале 60-х годов в пятницу вечером после прихода пригородного поезда в деревню со станции шел поток молодежи, трудившейся в Кирове. Работы в деревне было мало. Окончательно деревню добило постановление обрезать усадьбы по край дома. Все жители, кто не работал в колхозе или члены семьи работали на производстве, не имели права обрабатывать землю. Через несколько лет усадьбы вернули, но обрабатывать землю было уже некому. Деревня жила за счет стариков, вдов. Последствия войны сказываются и сейчас. Жизнь замедлила свое течение.
Последний раз был в Серичах летом прошлого года. К ней и вдоль нее проложена бетонная дорога, которую с двух сторон ограничивают заросли кустарников и деревьев. Хорошо, что на всех перекрестках стоят указатели. С дороги ничего не видно. Родительский дом проехал. Обратно ехал еще медленней и увидел его. В нем никто не живет, двери открыты, внутри разбросаны вещи. Но что обрадовало: мебель, которую делали дяди, вывезли. Значит, она кому-то нужна, востребована. Верю, возродится деревня. Будет много работы по обработке земли, на фермах. Будут построены большие каменные дома с подводом электричества, газа, воды, построены дороги. В домах будут жить большие семьи. Все зависит от нас с вами.
В. Юферев

Вы можете пропустить чтение записи и оставить комментарий. Размещение ссылок запрещено.

Оставить комментарий

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

29 + = 33