Семь месяцев войны и вся оставшаяся жизнь

Письма 1941 – 1945 годов… Они как приветы из прошлого. Напоминают нам о тех тяжёлых испытаниях, которые выпали на долю военного поколения наших дедов и прадедов, заставляют содрогнуться, осознав то, как они жили, о чём думали и как воевали за Родину.

Сегодня мой рассказ об уроженце  д. Багаи  Кисляковского сельского совета Фёдоре Тихоновиче Гулине. Не так давно активисты-краеведы д. Гулины передали копии его писем в редакцию.

 

Приказано явиться на сборный пункт

Фёдор Тихонович призван на фронт Арбажским РВК 20 августа 1941 года. Уходил в самом расцвете сил – в 33 года, оставляя на родине мать, жену Елену и троих детей: трёхлетнего Толю, шестилетнюю Любу и восьмилетнего Санька.

Вспоминает внучка солдата, Татьяна Ивановна Щеглова, жительница Тужинского района, дочь Любы:

– Мама рассказывала, что, когда они провожали отца на фронт, шли по деревне, он нёс младшего сына Толю на руках. Маме шёл тогда седьмой год. Она спросила: «Тятя, как мы теперь жить будем?». Он ответил: «А как Бог приведёт!». Вот это она запомнила.

Письма на родину

Прощание и расставание… И полетели письма. Каждое – частица дум и тревог, забота о родных.

О чём думает новоиспечённый солдат, оторванный от родной земли?

В документах военного времени указываются противоречивые данные об образовании Фёдора Тихоновича: 2 класса, неграмотный.

Видимо, он сколько-то учился азам, так как всё-таки писал родным. Как слышал, говорил, — так и писал. А потому в письмах сохранился вятский говор.

Предлагаю вашему вниманию свою интерпретацию писем Федора Тихоновича супруге, Елене Васильевне, в д. Багаи Кисляковского сельсовета. Читать их непросто: каждое письмо – одно предложение, изредка встречаются заглавные буквы, некоторые слова и сочетания слов понятными становятся только при прочтении вслух.

Какой заботой и болью сквозит каждое его обращение к родным!

Начну, сохраняя орфографию и пунктуацию автора: «Пишу Письмо дорогим родителям здрастуте мои дорогие родители зболшим Прветом ещё шлю свои сердечной Привет жене Лене Василевне ещё шлю свои сердечной Привет дарагой маме ещё Привет мамаше ещё свой сердечной Привет сынку дарагому алексану ещё свои сердечный Привет любе ещё свой сердечной дарагому ненаглядном сынку Толе Привет».

В Котельниче

Для облегчения прочтения и понимания, продолжу с правками.

«Теперь я начинаю писать про свою жизнь, как я живу.

Я пока остался в Котельнице (на) железном дорожном транспорте (вероятно, имеется в виду вокзал). На лошадях, две лошади.

Пока из стрелковой выбыли товарищ Василий Петрович — Иван поминал зайчовский (из д. Зайцы?), кисляковские Мишка и Володька, Макарка петуховский. Своих товарищей деревенских отправили: Терентия(?), Игната и Ваньку Мишкина. Мы остались с Васькой. Ну, не знаю, долго ль проживём. Остались все больные, нигде не бывали.

Я бы, может, не остался, вызвали(?) не меня, но товарищ, … ему от своих неохота оставаться, он уехал. Я остался.

Пока больно не заботься, ну, конечно, я знаю: вам тяжело жить. Делать нечего, живите как-нибудь.

Я вам, Лена, сообщаю, вы мне говорили: как велишь жить.  … Как дозволяет живи, как сама знаешь. Одна не разорвёшься ты. Как-нибудь ребёнков не мори, мне больно жалко их: они не виноваты…

У своих товарищей деревенских на проводинах не был, они отправлялись ночью. Но я ещё вам сообщаю, что товарищей арбажских много у меня осталось.

Теперь занятия на лошади: кое-чего перевозим. Не знаю, долго ли проживём мы. Ежели долго, вздумаешь идти, мы стоим против(?) городского клуба, адрес: город Котельнич, почтовый ящик 28, транспортная рота первая … 1 отделе.

Сфотографировался неважно. Ну, делать нечего! Товарищи(?) верхотульские, оба тут осели.

Я долго письма не писал ввиду отправки. Теперь остался – написал. Лена, я вам сообщаю, может да поедешь в Котельнич, напишите письмо. Пошли. Искала бы транспортную роту.

Отпишите, какие новости, есть ли какая легота вам. Если нет, то не плати налог.

Остаюсь жив, здоров. Того (и вам) желаю.

До свидания, матушоночки мои, деточки-ягодки».

В лагерях

«20 августа(?).

Пишу письмо дорогим моим родителям.… Дорогие мои дети, я к вам с ласковым приветом. Ещё я бы на вас бы поглядел, дорогие мои деточки…

Я теперь в Кирове, в лагерях за Кировом, за рекой. От Кирова в шести километрах живём мы. Не знаю, долго ли проживём. Пока заниматься нечем… К вам послал письмо из Котельницы с фотокарточками. Получили или нет? Я, когда послал, — на другой же день поехали в Киров. Я думал, долго проживём. Я хотел послать сахару, мыла ребёнкам, Но — не удалось послать. В Котельнице один Васька остался из района, он один ведь в лечебнице(?). Я Ваське передал карточки ребёнкам, передал или нет?

Ещё я вам сообщаю, Лена и мама, живите как-нибудь по-хорошему. Я знаю, вам жить тяжело, но живите как-нибудь.

Лена, ежели Санька станет учиться, то (возьми) мои оболочки и скатай валенки.

О товарищах. Макара Степановича петуховского и Ивана зайчовского отправили мы. Мишка и Володька кисляковские остались со мной в кировских лагерях. … Пока ничем не занимаемся…».

* * *

«28 августа.

…Теперь мы приступили к занятиям. Занимаемся батареей на конях. Верховыми».

* * *

«30 августа.

…Я от вас получил письмо 30 августа. Очень был рад. Не думал получить писем. Всё-таки получил. Читал и плакал. Я так бы на вас бы поглядел.

Читал …, что ты, Лена, приходила в город. Очень было твоей ходни жалко понапрасну. Стало не жалко, что приносила – скормила ребёнкам. Я сам думал: долго в Котелнице проживём. …

Ты, Лена, захотела, говоришь, задавиться. Это не надо думать, ведь робёнки наши невиноваты.

Вы, Лена, писали, что лопат не получили. Что такое получилось? Может, найдёте? В Арбаже поспрашивайте коктышанских и кугунурских мужиков, кто в город ездил в то время.

Ты, Елена, писала, что дров дают рубить, до осени возьми кого-нибудь, наруби. Только лючки с топором. И дома ладьте лючки … И Саньку не давай босиком рубить дрова.

Мы покуда все в Кирове: товарищи кисляковские Мишка, Володька… … верхотульский, один с Кугунура.

Пока занятия нетяжелы. Кормят всё-таки ничего. … В воскресенье у нас был выходной. Ходили в кино. Из кино пришёл, писал письма. Я вам верю, жизнь тяжела, ну, делать нечего, не одни вы. …

Остаюсь жив и здоров. До свидания. Всего хорошего вам желаю».

В Кирове

(Написано на половинке тетрадного листа.)

«Мне от вас — как живёте, какие новости — узнать трудно. Я начинал писать письмо в лагерях из Кирова, сейчас мы в Кирове. Адрес мой: город Киров, улица Большевиков, дом номер 18. Если станешь писать письмо, то пиши поскорее, может, получу.

… Это время, как мы ехали из дома, мало — разу не сыпал. Всё с места на место перебрасывают. От вас получить письма трудно. Остаюсь жив, здоров. Пока, до свидания. Всего хорошего вам желаю. Деточки мои, я на вас так бы поглядел бы, ягодки мои ненаглядные».

* * *

(Написано тупым карандашом на половинке тетрадного листа.)

«Лена, ежели лопат не найдёшь, то отступись, не заботься. Ежели приду, лопат принесу. Я с которым с Петькой ковал в кузнице, с чекушинским, на месте. Сестре Наталье напиши: я пока в Кирове. Я пишу (и) плачу.

Ну, как-нибудь разбирайте. Кисляковский Мишка писал (про) посылку. Носки унесите, вместе пошлют. Может, застанет. Больше ничего не надо. Передаёт всем сёстрам по привету».

* * *

«… Я живу пока в Кирове. Ну, не знаю, долго ли проживём. Нам говорят, (что) будем учиться.

Я хотел, Лена, с тобой поговорить по телефону, но не дают отпуска на почту. У нас здесь больно дорог табак: 4 – 5 рублей стакан.Кабы знать, что долго проживём, Лена, изготовить табаку можно, ежели дёшева цена (?), то купить бы. Здесь дорог. Ну, Лена, только ежели поедут кисляковские бабы, буди только с ними, одна не езди, тебе меня не найти.

… Ежели корму мало дадут, … корову как-нибудь корми, овечек много не пускай. Ежели продавать – больно дёшевы…. То лучше режьте (?), станет …ешьте сами.

У меня о вас забота: как вы жить будете. Хлеба мало дадут, поди. Вы голодны.

Я вам писал послать носки. Ежели не послали, то не посылайте.

Я вам послал три письма из Кирова. Все ли получили? Мне домой теперь трудно вырваться: комиссии не делают. Лена, мне твоей ходни в Котельнич жалко. Мне узнать охота: кого ещё взяли или нет и где находятся.

Пока до свидания. Остаюсь жив, здоров, того вам желаю. Жду ответа, как соловей лета.

У меня послать больше нечего. (Посылаю) ребёнкам денег на яблоки».

* * *

(Треугольник.)

«…Я пока на старом месте в Кирове. Не знаю, сколько проживём мы. У нас новеньких (?) много добавилось, но знакомых нет. Кабы знать, (что) проживём долго, так послали б табаку. Я б продал и деньги послал вам. Ещё я вам сообщаю: пропишите, какие новости у вас и где мои товарищи, есть ли письма от них? Кого взяли? Васька Петрович в городе или нет? Чего работаете?

… Как-нибудь берегите хлеб, он, наверно, будет дорог. Здесь 150 рублей мука.

Ну, конечно, вам жить тяжело. Но делать нечего – живите как-нибудь. Картошки … не замораживай…».

Письмо к супругу

А вот чудом сохранившееся письмо мужу от Елены Васильевны. Написано на бланке ведомости. В нём о буднях жизни домочадцев без ушедшего на фронт хозяина. Можно предположить, что писалось оно в несколько приёмов, но почему-то так и осталось неотправленным.

«(Начало оторвано.) … Молотьбу (?) измолотили, из огородца – тоже измолотили, намолотили 7 мешков… Ржи получила из колхоза 16 пудов.

Шапку да шаровары, если не надо, дак пошли со Степанидой.

Приехала бы сама, да сама не больно здорова, ребёнки не могут, табаку не нарублено. Овечек скоро всех изнетую. Первых зарезали, двоих стану продавать. Корову, двух овечек да телушку пускать хочу.

Приехала бы сама, да больно недосуг по трудодням. Хочу подогнать. Писем мы от тебя получили три, письма к тебе послали три, дак получил или нет? Письма посылай чаще.

Больно жить тяжело. …

Живы, здоровы и тебе желаем того же.

Изладилась к тебе, да не поехала из-за погоды. Поди осердился? Поревела, поревела… Наладила посылку сухарей, пряников, портянки, табаку, 10 стаканов семя, три стакана паренки. Табак продай, деньги не посылай, навроде гостинца.

Овечек всех нарушила, телушку (нечитаемо) куда девать. Шесть овечек зарезала, мясо засолила, овечку продала Анне Гришихе — 120 рублей: 100 рублей деньгами взяла, на 20 рублей купила табаку. Хотела ехать к тебе.

Тётке трошинской отдала овечку и семь пудов сена, ячменной(?) пелевы сколь-нибудь.(Дров выделили?) по десять кубометров(?), половину уплатила — 14 рублей, у Алёшич в лесу.

Рамы тепловые нарушились, не знаю, как уделать.

Приехала от тебя – всё в груди болит и кашель. И Санько три недели лежит, хворает.

…Надо опять деньги платить. Приходил Фёдор, дак печку переклал.

… У пода перекласть надо, кирпич … придётся купить.

Ты писал (про) какую-то посылку, дак никакой посылки не получила…».

Посылка Саньку

И снова письмо от новоиспечённого солдата.

«… Товарищи все вместе со мною. У нас здесь больно дорог табак – 5 рублей, и дорого мясо, хорошее — 20 рублей.

У меня об вас забота: как станете жить. Погода стоит дождливая, хлеба изопреют. Хлеб будет дорог. Здесь мука 180. Корму достанет ли? Поди мало. Я к вам послал два письма. Я вам послал посылку. Немного чего.

Лена я послал калошу, где-нибудь другую в деревне поспрашивай. Саньку. У меня сапоги малы, я вытащил стельки, их послал.

Я, Лена от вас получил посылку. Вы мне зря послали шаровары, шапку. Мне дали шаровары и шлем, … не дадут носить шапку. Я читал письмо и об ребёнках плакал.

…Вы писали, собираются ехать кое-кто. Ежели поедут, и ты едь, бери больше табаку и мяса… Хотя меня не застанешь, то всё одно — продашь. …

Я вижу во сне всё дом. Видел кума Игнатки Терёшку, будто с ним вместе. Где теперь Павел … дяди Артёма?

Вы мне посылаете сухарей. Сами, поди, голодные. Я не знаю, куда девать теперь шапку, шаровары. Зря послали вы, видно, не поняли.

… Больно я стосковался об ребятках. Так бы и поглядел».

Последние дни

на родной земле

(Треугольник.)

«Я пока всё в Кирове. Товарищи мои здесь. Я Вас, Лена, благодарю за то, что привезли рукавицы и носки. Мне дали стёганные брюки, шлем. Погода очень стоит нехороша.

У меня об вас большая забота: как вы управляетесь с работой? Наймите (?) у вас некому… выпахать картошки и сложить некому. Наймите и не голодайте… Мне вас жалко, а поделать нечего. Ну, как-нибудь живите.

Лена, не могу тебе решить, со скотом что сделать. Наверно, корму мало у вас. Ну, как-нибудь держи корову, овечек – сама знаешь, сколько пустить. Ты, Лена, ко мне приезжала, я к тебе ходил ночью, как-то прошло лючки, не попал. Теперь более стало строго. … Двое ходили после поверки и попали. Будут судить.

Теперь у нас новеньких много. Кабы знать, что проживу долго, то послала бы табаку. Больно (он) дорог. Я бы вам продал, деньги послал.

Пока писать нечего. Остаюсь жив и здоров. Пока до свидания. Всего хорошего вам желаю.

Адрес мой: город Киров, улица Большевиков, дом №18, п/я 240, литера А. Дивизион 1, батарея 1.

Писал письмо 28 сентября, воскресенье».

* * *

«14 октября 1941 года.

Отправляют на юго-западное направление. … Я от вас получил посылку, очень был рад, я вас благодарю.

Если Лена хотела ко мне отправится, теперь, буди, (только) чего продать без меня. Ну, Лена, я вам послал денег 50 рублей. И себе оставил 35 руб. … Больше не заботься, ничего не поделаешь. И то жили два месяца в Кирове.

Лена, мама, как-нибудь ребёнков кормите. Мне очень жалко их. Отправляемся в пятницу.

Я писал на ускори, в вагоне, разбирайте как-нибудь».

На фронт!

17 октября 1941 года в штаб Юго-Западного фронта в Харькове уходит документ от начальника штаба 69 запасного артиллерийского полка (г. Киров) капитана Медведева, в котором он сообщает об отправлении в распоряжение штаба ЮЗФ команды из 200 человек для несения дальнейшей службы. В прилагаемом «Формулярном списке личного состава 5 батареи артдевизиона, отправленных в маршевую», подписанном командиром 5 батареи 176 азсп 6 гв. армии Николайчуком под №36 отмечен Гулин Ф.Т. (рядовой красноармеец, беспартийный, женатый, неграмотный, русский, военная специальность — Авт76 ездовой). Он выбыл из воинской части в период между 30.06.1941 и 30.09.1941 года.

В том же документе под №34 его земляк — Валентин Кузьмич Юмшанов из д. Орехово Высоковского сельсовета.

В одном из документов от 3 ноября 1941 года читаем о том, что начальник эшелона №13029 старший лейтенант Селиванов докладывает командиру 176 запасного стрелкового полка г. Россоши о том, что в его распоряжение для пополнения направлены «две батареи в количестве 396 человек, одетых в фуфайки, ватные брюки, шапки, ботинки, тёплое бельё, без гимнастёрок, без оружия».

Как следует из списка МБ 5318, красноармеец Гулин 4 ноября 1941 года с военно-пересыльного пункта 176 армейского запасного стрелкового полка 6 гв(ардейской?) армии прибыл в полковую артиллерию 76 м/м (возможно, имеется в виду 76 мм полковая пушка?) при штабе Юго-Западного фронта. (Номер команды: 13029.) Должность по штату – ездовой.

В документе, кстати, неверно указываются имя жены Фёдора Тихоновича — Елизавета Васильевна и место проживания – д. Богай.

Россошь

(На листе, вырванном из записной книжки.)

«6 ноября 1941 года.

… Мы всё ещё ехали. Вылезли из вагонов 5 ноября. Ехали долго, 21 сутки. Доехали ничего, благополучно до фронта (не доехали 200 (?) километров, остановились в небольшом городе Россошь).

Не знаю, долго ли мы проживём в запасном артиллерийском полку. Я вас благодарю за то, что вы мне послали, я с ними (с посланными вещами) доехал хорошо. Теперь мне ничего не посылайте. …

Я вам, Лена, послал одну калошу. Может, где найдёте, может, в деревне поспрашивай. Саньку на валенки. Мы пока с Мишкой кисляковским вместе. Мне от вас писем, наверно, не получивать, не успею дать (адрес). Конечно, охота узнать, какие новости и как живёте вы. Лена, мне очень жалко ребёнков, как-нибудь не ругай и корми их.

Нам, Лена, в Кирове перед отправление дали ботинки большие и двои суконки, две пары тёплых, вязанных, фуфайку, брюки стёганые дали, шапки. Шинели и сапоги отобрали.

… Пока писать больно нечего. Остаюсь жив, здоров.

Адрес мой непраской: область Саранская, город Россоши, улица Ленина, дом номер 8. Получить Гулину Фёдору Тихоновичу».

* * *

«20 ноября 1940 года.

… Я пока живу на одном месте в городе Россошь, где остановились. Занятия пока не тяжелы, спим в тёплом помещении. Питание — хлеб пшеничный, только дают 800 граммов на день и два раза супа. … Мы пока все вместе с товарищем с Мишкой, из деревни Орехово Юмшанов Валентин Кузьмич, ещё деревня Обезьяны – Кислицын Пётр Александрович. Так мы все вместе живём.

…Я всё думаю, ты, Лена, писала, что кое-кто колхозники ехать хотели. Мне хотелось узнать, какие новости у вас. Больно я стосковался по ребёнкам. Так бы на них и поглядел.

Я писал письмо, поплакал.

Я всё вижу во сне – дома, пробуждаюсь – не дома.

Я, Лена, неладно сделал: можно было послать из Кирова рубашку, шаровары домой. Мы всё сдали.

… Не забывайте ребёнков, мне их больно жалко…».

* * *

«…Мы вместе с Мишкой.

Адрес мой: Воронежская область, город Россошь, Военная Полевая Станция №2?, в/ч 176.

Мне охота узнать, где мои товарищи Павел, Ванька, Терёшка…».

Солдат

Великой Отечественной

Боевой путь Фёдора Тихоновича установить сложно.

Как удалось выяснить, 176 армейский запасной стрелковый полк с 25 сентября 1941 года по 1 мая 1943 года находился в подчинении 21 армии Юго-Западного фронта. Она с 30 октября по 6 декабря 1941 года принимала участие в оборонительной операции на Воронежском направлении против группы армий противника «Юг», а с 3 по 26 января 1942 года – в Курско-Обояньской наступательной операция, за первые шесть дней боев которой 40-я и 21-я армии продвинулись на 15 — 26 км и окружили г. Обоянь. 9 января 1942 года противник нанёс контрудар, в результате которого ему удалось к 26 января 1942 года восстановить положение.

Ранение

Вражеская пуля настигла Фёдора Тихоновича 23 января 1942 года, предположительно в районе Городище – Алексеевка Белгородской области.

Он попал в эвакогоспиталь №1392, который находился в г.  Борисоглебске Воронежской области.

Как свидетельствует «Именной список лиц начальствующего и рядового состава, умерших от ран в период боевых действий с 10 июля 1941 года по 1 апреля 1942 года», Фёдор Тихонович попал туда с диагнозом «Огнестрельный перелом правого плеча, проникающее ранение грудной клетки».

* * *

«4 февраля 1942.

… Письмо от вашего мужа Гулина Фёдора Т.

Своей многоуважаемой жене Елене.

Посылаю я вам свой чистосердечный и пламенный привет и кланяюсь вам, дорогая Елена и своим деткам Александру, Анатолию и Любе. Ещё передаю привет маме.

Во первых строках своего письма я спешу вас уведомить о том, что я жив в настоящее время, чего и вам желаю. Только, Еленушка и мама, я ранен в руку правую 23 января. Питание хорошее. Елена, я нахожусь в г. Борисоглебске Воронежской области.

На этом я писать кончаю…».

Красноармеец, стрелок 31 гвардейского кавалерийского полка Ф.Т. Гулин умер от ран в эвакогоспитале 30 марта 1942 года и похоронен в г. Борисоглебске Воронежской области.

Без мужа и отца

Дочь солдата, Любовь Фёдоровна, до конца жизни вспоминала, как плакали бабушка и мать, когда в семью пришла похоронка. Следом за взрослыми, в голос ревели дети.

Как переживала войну семья, оставшаяся без кормильца, думаю, представить нам сейчас непросто.

Читая письма, понимаешь: было очень тяжело.

– Сложно жили, голодно, – рассказывает Валентина Александровна Колосова. – Безотцовщина! Мой отец, Александр Фёдорович, после четвёртого класса пастушил. Вспоминал, как однажды стадо от волков отбивали. Для младшего брата Анатолия он был вместо отца…

Но – справились, выдюжили.

Не суждено было узнать Фёдору Тихоновичу о том, что Елена Васильевна детей подняла и умерла в 1968 году, что они выросли и остались работать на родной земле, что у него родилось шестеро внуков, множество правнуков. Сейчас на земле, которую он защитил ценой собственной жизни, под мирным небом живут уже праправнуки солдата Великой Отечественной.

Память поколений

Младшему сыну, Анатолию, единственному из оставшихся в живых детей, сейчас 82. Он проживает в п. Спицыно Котельничского района. Во время службы в армии, по словам родственников, Анатолий посещал место захоронения отца.

Правнучка Ф.Т.  Гулина, кировчанка Эльвира Николаева, тоже побывала на могиле прадеда.

– О месте его захоронения я узнала на сайте ОБД «Мемориал». Мое желание съездить туда было большим, хотелось поклониться и отдать дань памяти и уважения прадеду. Осенью 2014 года у меня появилась возможность это осуществить.

«Мемориальный комплекс Памяти и Славы» в городе Борисоглебске состоит из братской могилы, в которой захоронено 1180 солдат и офицеров, умерших от ран на переднем крае и госпиталях, размещавшихся в годы Великой Отечественной войны в Борисоглебске, захоронения воинов, погибших при налётах фашистской авиации, и скульптуры женщины, олицетворяющей образ скорбящей матери-Родины.

– Знаю, что прадед умер от ран в военном госпитале, поэтому искать его фамилию было несложно, - продолжает Эльвира. — Сердце замирает, когда идёшь по дорожке мимо мраморных плит, на которых выбиты имена погибших бойцов. Когда нашла фамилию своего прадедушки, слёзы сами полились ручьём. Было такое ощущение, что он стоял где-то рядом, а потом, проводил меня, когда уже собиралась ехать домой…

– Обязательно приеду сюда со своей дочкой, – завершает разговор Э. Николаева. – Считаю, что наша задача – не только свято чтить память о защитниках Родины, но и воспитывать подрастающее поколение, наших детей и внуков в духе уважения к своей истории.

 

16 писем из прошлого…

Всего семь месяцев с начала войны. А сколько уже горя, переживаний и человеческих трагедий!

Пусть память о том времени и людях будет вечной!

 

Наталья ЗЕВАХИНА.

Копии писем и фотографии предоставлены активистами ветеранской организации д. Гулины

Вы можете пропустить чтение записи и оставить комментарий. Размещение ссылок запрещено.

Оставить комментарий

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

18 − 13 =