НА СНИМКЕ: Виктор Мамаев с мамой Ниной Семеновной, 1956 год.

Я родился 6 августа 1941 года. В этот день мой отец, Михаил Дмитриевич Мамаев, ушел на фронт, не успев порадоваться появлению сына на свет. Мы никогда не видели друг друга… Отец домой с войны не вернулся.
Уходя на фронт, по словам матери, отец наказал ей идти работать в колхоз в Быстрицу. До войны мы жили в Торфяном. Он сказал, что
война закончится нескоро, а в деревне прожить будет легче. Она послушалась совета отца и переехала жить к старшей снохе в Быстрицу. Сноха сразу сказала: жить – живите, места всем хватит, но землю не дам, потому что у самой трое ребятишек, и всех кормить надо.
Вот тут и начались наши с матерью мытарства. Мама зарабатывала до 1000 трудодней в год (при норме – 350), но на них ничего не давали. Все нажитое до войны она обменивала на хлеб и картошку. По ночам по найму копали огороды, чтобы хоть как-то прокормиться. Помню, однажды я остался дома один. На окне стоял горшок с киселем… Я голодный очень был, руками съел весь кисель, и сытый и довольный ходил потом по избе. Пришла тетя моя с работы, а киселя-то и нет… Спросила, кто все съел. Пришлось признаться, что я. Ох и досталось же мне, порка хорошая была. Я спрятался в угол, подошла ко мне мама, заплакала, а я ее успокаивал, говорил, что все заживет, все пройдет. С тех пор я никогда нигде в гостях у друзей не садился за стол, говоря, что сыт. А когда от голода тошнота подкатывала к горлу, просто выходил на улицу.
Когда снохи разделились, мы купили пристрой к каменному дому в центре села. И участок земли в 25 соток у нас появился. Одну его треть взяла бабушка, она была у нас в пае. Начали выращивать картошку и разные овощи, сеяли понемногу зерно. Жить стало легче. Хлеб, конечно, не пекли из чистой муки, в основном он был из клевера, хвоща и других трав с добавлением картошки и маленькой горсточки муки, намолотой на жерновах.
Помню такую песенку:
Завтра воскресенье,
Девочкам – печенье,
Мальчикам – лепешки
Из гнилой картошки.
Нас, ребятишек разного возраста, в Быстрице много было. Обычно все собирались побегать, поиграть на площади возле церкви. Раз в неделю выходил к нам священник, отец Серафим, с корзиной. Мы сбегались к нему, а он каждого угощал кусочком хлеба. Дома мама изрезала этот кусочек на сухарики и давала их мне после травяной лепешки вместо конфетки.
Однажды мы с другом так наелись головок красного клевера, запивая их водой, что у нас животы разболелись и вздулись до такой степени, что мы чуть не умерли. Нас спасла фельдшер Юлия Дмитриевна Мухина, которая и сейчас еще живет в д. Таборы. Спасибо ей наше огромное и доброго здоровья.
Как бы плохо мы не жили, всегда праздновали День Великой Октябрьской социалистической революции. Собирались в чьей-нибудь большой избе, готовили вкусный суп и картошку со свининой. Нас, детвору, кормили в первую очередь. Было весело, душевно.
Навсегда в моей памяти один страшный день… Почтальон принес нам письмо, я с радостью отдал его маме, когда она пришла с работы. Мама прочитала письмо, упала на пол и горько заплакала. Я очень испугался и сбегал за соседями. Собралось много народу. Письмо это оказалось похоронкой… Так мы с отцом никогда и не встретились.
Еще помню, как возвращались с войны солдаты. Остановились на нашей площади на привал. Они подбрасывали меня вверх, как мячик, и спрашивали, где мой папка.
У меня нет папки,
У меня тятька.
Он Гитлера бьет.
Гитлера убьет и домой придет.
На прощание они подарили мне буханку хлеба, банку тушенки и большой кусок сахара, который я попробовал в первый раз. Банка была высокая, красивая, и бабушка еще долгие годы хранила в ней пуговицы и нитки.
Примерно в 1951 году к нам приходил мужчина, который рассказал, что воевал с Мамаевым (имени его он не помнил, к сожалению). Погиб Мамаев в феврале 1942 года под Сталинградом. Он его похоронил. Дата и время совпали с полученной нами похоронкой. Солдаты пообещали друг другу: кто останется живым, обязательно побывает на родине другого и разыщет родных. Бабушка показала ему фотографию отца, он его узнал. Она в тот же день сходила в церковь и попросила отпеть отца заочно. С того дня я потерял отца уже навсегда.
Мама так и не верила до конца своих дней, что папа уже никогда не вернется. Они прожили вместе всего два года. Я тоже надеялся всегда, что папка мой вернется, пусть даже инвалидом… Она долгое время плакала по ночам, а я, как мог, старался ее утешить. И вот однажды услышал, как она напевает что-то, сидя у окна и штопая одежду. Я украдкой смотрел на нее и улыбался сквозь слезы.
В мою бытность в Быстрице было около сотни, а то и больше, домов. Почти из каждого кто-нибудь ушел на фронт, а вернулось назад не более 30 человек. Если отец у ребенка после войны остался жив, то и ребятню называли по его имени. Кто остался без отца, отчество получал по имени матери: Колька Андрея Степановича, Валька Ивана Степановича, Миша Дарьин, Мишка Натальи Санихи. Ну а я навсегда остался Витькой Нины Мишихи.
Вот так и жили мы, дети военного и послевоенного времени.
Немного нас уже осталось. Мы должны обязательно передать нашим внукам и правнукам всю правду тех незабываемых лет. Пока мы помним и помнят о нас, мы живы.
Очень надеемся, что рано или поздно в нашем государстве обратят должное внимание на детей военного времени, пока хоть кто-то из нас еще живет на земле.
В. Мамаев, п. Оричи