На изломе третьего тысячелетия

Продолжение. Начало в газете «Искра» № 19 от 08.05.2021 г. и № 22 от 29.05.2021 г.

Это рассказ-воспоминание Черемухина Виталия Матвеевича из деревни Саввичи Шалеговского сельского поселения, что находится рядом с автодорогой Оричи – Мирный, о родных, земляках, о себе. О войне и долгожданной Победе…

…ВОЛКИ
До начала войны почти в каждой деревне имелись профессиональные охотники. Они охотились на пушного зверя. Стреляли белку, в особенности если на этот год приходился большой урожай шишек на деревьях, грибов. В лесу их жило огромное количество, и хороший охотник одних только белок за сезон охоты доставал по несколько сотен штук.
Очень много было зайцев, водились лисы и рыси, разные птицы: глухари, рябчики, тетерева. По лесам ходили стаи волков. Охотники вели отстрел зверей и так поддерживали баланс, необходимый для воспроизводства. Когда же всех охотников забрали на фронт, то волков, которых теперь никто не беспокоил, развелось по местным лесам великое множество. Они стали чаще нападать на скот, по ночам заходили в деревни и за зиму перетаскали почти всех собак. Потом стали нападать и на людей.
К концу войны появились какие-то новые волки с гривами. В нашей местности отродясь таких не видели. Видимо, звуки войны, прокатившиеся по всему миру, их прогнали с насиженных мест.
В районной газете, помню, сообщалось, что только за 1945 год зафиксировано было по району 112 случаев нападения волков на людей. Такие случаи происходили и в нашем колхозе, в том числе и со мной.
В 12-ти километрах от нашей деревни проходила железная дорога Горький – Киров. От нас самая ближняя станция была Быстряги, а следующая остановка – узловая станция Котельнич. Если зерно мы возили в
районный центр, Оричи, то овощи сдавали государству на овощную базу в Быстряги.
Ехать нужно было лесом 8 километров. Потом небольшое поле и станция. Все поле, начиная от опушки леса до самой станции, было обнесено высоким забором с колючей проволокой и сторожевыми вышками со стрелками по углам. За этим забором были построены дощатые бараки, в которых размещались военнопленные немцы. В лесу неподалеку была вырыта глубокая яма шириной 12 метров. К концу войны этот лагерь расширили. То ли стали пленных плохо кормить, а может, какие болезни косили, но каждый раз, когда мы возили овощи, видели, как быстро эта яма заполнялась трупами. Это был кошмар, который и в страшном сне не приснится!
Еще не доезжая несколько километров до этого места, был слышен вой, визг и звериный рык волков, от которого наши лошади наотрез отказывались идти вперед, шарахались в стороны, ломая оглобли. Яма находилась метрах в 30 от дороги. Когда с большим трудом удавалось провести лошадей под уздцы по дороге мимо ямы, надо было, не теряя времени, вскакивать на телегу. Лошади неслись от этого места с такой скоростью, что надо было хвататься за веревку, которой привязаны мешки, иначе вылетишь с телеги. Если успеешь, то увидишь этих серых разбойников, полуобглоданные трупы немцев, и услышишь какофонию диких звуков. Объездной дороги не было, и нас всех беспокоила мысль, как проехать мимо этой ямы.
Поездки наши продолжались где-то с неделю, пока не рассчитались с государством по сдаче овощей. Сначала возили с собой ружья, но они оказались нам без надобности: волки были сытыми и на нас не собирались нападать.
* * *
Другая встреча моя с волком состоялась около самого моего дома. На речке, километрах в 7-ми от нашей деревни, стояла водяная мельница. Туда жители окрестных деревень возили зерно, в основном выращенное на своих усадьбах. На заработанные трудодни почти ничего не давали. Например, в нашем колхозе за 4 года войны выдавалось от 20 до 100 граммов на трудодень при обязательной выработке 360 трудодней в год. Так было записано в уставе.
На своей усадьбе мы серпами сжали урожай, обмолотили на колхозном току на молотилке. Но для помола зерно оказалось влажным. Сестра Зина подсушила его в русской печке и ссыпала в мешки. Я собрался отвезти его на мельницу. Дело было зимой. Вставать утром надо было в 3 часа. Вместе со мной собралась ехать на помол еще одна женщина.
С вечера притащили с колхозного двора домой сани, на низ положили сена, уложили мешки, накрыли попоной и связали веревками. Сбрую тоже принес домой. Все готово. Одна забота – утром не проспать, ведь будильников у нас не было.
Утром проснулся даже раньше, чем надо, оделся, вышел на улицу. В потемках еще плохо видно, но различаю силуэт – на моем возу кто-то сидит. Я подошел вплотную к саням и обомлел от неожиданности. Сидит волк. Открыл он пасть и как на меня рыкнет! Потом спрыгнул с воза и не спеша огородами побежал к лесу, видимо, недовольный, что его потревожили.
* * *
Другой случай. В 1943 году был неурожай. Нужда окончательно придавила сельчан. Появилось много нищих. Они ходили по деревням и выпрашивали кусок хлеба. Не успеет один от дома отойти, как появляется другой. А что подавать, когда сами голодные? Но все равно, даже если хлеба нет, взамен дашь что-нибудь другое. В соседней деревне Крутцы уже начали с голоду помирать люди. Хлеб пекли из лебеды. Осенью для себя заготавливали крапиву.
В декабре на конюшне умерла лошадь то ли от старости, то ли от какой болезни. Ее волоком утащили в лес на скотомогильник. Летом падших животных закапывают в землю, а тогда – зимой – затащили на могильник и бросили. Когда я услышал об этом, то на следующий день взял санки, топор и пошел в лес. Не доходя до места, я услышал рычание волков. Семья наша голодала, и чувство голода (ведь я шел за мясом) заглушало чувство страха. Мне ведь уже шел 14-й год. Я взял в руки топор и подошел ближе. Вижу: два волка грызут брюхо лошади. Кишки расползлись по снегу, а они, теребя внутренности, огрызаются друг на друга. Я замахнулся топором и иду к лошади. Волки отскочили метра на два, присели на задние лапы, оскалили пасти, взъерошили шерсть на спине и стоят на одном месте, готовые к нападению. Но они не напали. Я отрубил ливер и кинул в их сторону. Отскочив еще немного, они так и стояли, пока я не отрубил заднюю ляжку вместе с ногой и не пошел своей дорогой. Шел и оглядывался. Я увидел, как они снова подошли к трупу лошади и продолжили свое пиршество.
Мяса этого нам хватило до самой весны, но варить его сестре приходилось часов по восемь. Сколько ни вари, а из кастрюли все прет пена! Но все обошлось, никто не отравился и не заболел. А про волков я подумал: может быть, они были обескуражены моим нахальством, поэтому и не набросились на меня. А может быть по-другому: мяса много, хватит всем… Но я сам держу собак и знаю, что когда они грызут кость, то не отдадут ее даже своему любимому хозяину. Так что эту загадку с волками я так и не отгадал.
* * *
Был еще случай, который едва не закончился для меня трагически. Это произошло на следующий год. Я повзрослел, подрос, раздался в плечах. Труд пошел мне на пользу. Работа закалила меня и физически, и морально. Около моего дома лежала двухпудовая гиря. Мы с ней подружились. Редко я проходил мимо, чтобы не остановиться возле нее: делал жим и одной, и другой рукой, крутил перед собой, не роняя ее на землю. Уже стал чувствовать себя мужичком.
На воскресенье молодежь договаривалась, в какой деревне будет в этот раз вечеринка. Там подыскивали избу попросторнее, приносили керосин и какой-нибудь подарок хозяевам. К вечеру туда сходилась молодежь. Шли под гармонику, пели песни, и эхо разносилось по окрестным лесам. У нас уже появились девушки.
Однажды, проводив девушку в ее деревню, которая находилась от нас за 4 километра, я возвращался домой. У нас существовал неписаный закон провожать свою девушку с вечеринки до самого ее дома, и только, когда убедишься, что она зашла домой и закрыла за собой дверь, ты можешь уйти. На такой случай мы всегда носили с собой коробок спичек и железную палку с ручкой. Называли мы ее «тросточкой».
Дело было в феврале, часа в два ночи. Был жуткий мороз, и мела поземка. Дороги было не видно – идешь и нащупываешь ее ногами. Продвигаюсь я тихонечко по дороге и вдруг вижу справа какие-то огоньки. Луны не видно за тучами, поземка, вокруг темно, а идти осталось еще километра три. Впереди где-то еще деревня Чваны, за ней лес, а за ним моя деревня Саввичи.
Я посмотрел влево и тоже увидел огоньки совсем недалеко от дороги. Остановился и оглянулся назад – тоже увидел недалеко огоньки. Тогда меня осенило: волки! И к своему удивлению, я в этот момент не испугался. Говорят, что даже прожив целую жизнь, человек полностью себя не может изучить. Я в это утверждение верю. Ну, а о том, что от собаки и волка нельзя убегать, у нас знали все.
Я остановился и стал просто думать. Волки меня окружили, вожак сзади. Он всегда нападает первым, а по сторонам идут волки в загон, чтобы жертва не убежала. Я снял рукавицы, достал из кармана спички, стал их зажигать по одной. Зажгу, дам ей немного погореть и бросаю ее назад, в сторону вожака, зная, что остановить надо в первую очередь его. Только от вожака зависит, как поведет себя стая. Потом, без резких движений, пройду еще несколько шагов и снова зажигаю спичку, и все повторяется сначала.
Впереди дорогу пересекал глубокий овраг. Во время весеннего половодья он полностью отрезал эти деревни от остальных, пока не спадет вода. До оврага оставалось метров 300. Вот так, манипулируя со спичками, я добрался до оврага, поднялся на другую сторону берега и увидел всю стаю. Они остановились, встав на краю оврага шеренгой, сверкая огоньками глаз в мою сторону.
А позже я узнал, что через несколько дней на этом самом поле волки загрызли одного человека, шедшего рано утром в соседнее село. И опять, по привычке, я мысленно попробовал оценить все произошедшее с разных сторон: думаю, я вел себя правильно, не потерял самообладания и сумел выйти из этой ситуации. А ситуация была опасной, даже смертельной. Что значит для стаи из пяти голодных волков какая-то коробка спичек? А может быть, меня спас Бог и ангел-хранитель, перед которыми мои предки-священники своими молитвами и другими богоугодными деяньями заслужили благословения и дали нам жизнь и благоденствие. Я охотно верю и в то, и в другое.
Мне и потом много раз приходилось встречаться с этими серыми разбойниками. Многие уверяют, что волки – одни из самых умных, хитрых и коварных зверей.

* * *
Расскажу еще два случая про волков, случившиеся в нашей деревне.
Три девочки из нашей школы пошли в лес за ягодами. Надо было пройти небольшое поле, за которым начинался лес, богатый малинниками. Ребятишки из этого леса всегда приходили с полными корзинами малины. Девочки только дошли до опушки леса, как из ржи выскочил волк, схватил одну девочку (она училась у моего отца в третьем классе), бросил себе на спину и побежал в лес. Две другие испугались и бросились в разные стороны. Вернулись в деревню и все рассказали. Мама пропавшей девочки была на работе. Ей сообщили, собрали сколько могли народа и пошли в лес девочку искать. Мама рассказала, во что была одета Ира – может быть, какие-нибудь обрывки платья попадутся.
В первый день попытки найти девочку окончились неудачей. Поиски продолжили на второй день. Мать сама наткнулась на кучку обглоданных костей, а рядом лежало в клочья изорванное платье дочери. Собрала она кости в корзину, пришла в сельсовет, поставила корзину на стол. Мой дядя Павел составил акт о смерти, записал в журнал. Старичок Кондрат сделал маленький гробик, снесли на кладбище и похоронили. Горе этой женщины было безграничным, дочь была у нее единственная, а муж воевал на фронте.
* * *
Еще был случай с учеником 2 класса Алешкой. Он жил на хуторе Ряхичи. Там стояло всего три домика. В школе учился он один. Ходить до школы ему надо было где-то два километра. Как-то шел он из школы домой: идет, насвистывает, за плечами холщовая сумка с учебниками, в руках палка. Надо было пройти лесок, потом поле, а там на берегу речки стоит их хутор.
Только мальчишка вышел из лесочка на опушку, выскочил волк, схватил Алешку, перебросил через спину и побежал через поле в большой лес. А в поле работали несколько женщин. Они увидели это и бросились волку наперерез.
Алешка, хоть и на волке лежит, а палку из рук не выпускает и колотит ею волка по морде. Женщины уже все ближе и ближе. Волку ничего не оставалось, как сбросить мальчика на землю и удрать восвояси.
ПОБЕДА
Наступил 1945 год. Зиму как-то прожили, стало легче.
По утрам в сельсовете открывали помещение в 6 часов, включали единственный на все девять колхозов радиоприемник «Родина». Голос Левитана сообщал о новых победах Советской Армии, об освобождении от фашистов городов и сел, о салютах в честь наших воинов. Моральное состояние у людей поднялось, люди воспряли духом, повеселели.
В нашу деревню вернулся еще один фронтовик, Яков Сергеевич Егозов. Его комиссовали по состоянию здоровья. Маленького роста, очень подвижный и веселый человек, он служил во флоте на Черном море, и если, бывало, немного выпьет, то обязательно начинает плясать чечетку. На общем собрании его выбрали бригадиром колхоза. До него все эти военные годы бригадиром была Таисия Михайловна Головина. Она была человеком заботливым, рассудительным и серьезным. Если что сказала, то повторять больше не будет. Руководила бригадой толково. Оскорблений никаких не допускала. После похорон мужа как-то замкнулась в себе: мы ее жалели и старались во всем слушаться.
Вот и наступила весна 1945 года, май месяц. Слова «Победа», «конец войне» моментально разнеслись по округе. Все ликовали, поздравляли друг друга. Люди оживали, будто кто-то их подменил. Радовались, но и плакали о горечи утрат, о пережитых за эти годы трудностях. Говорили, что мальчишки в колхозах за годы войны очень по-
взрослели, закалились, изучили всю науку крестьянского труда, научились упорству, терпению и трудолюбию. Позже, работая в Казахстане на освоении целинных и залежных земель, я ощутил, насколько помогли мне в работе все эти качества.
Для примера, за полный 1944 год на выработанные 760 трудодней я получил полтора мешка ржи, 20 кг гороха, 20 кг овса, 4 клетюхи мякины для коровы, 16 кг подсолнечного семени, которое отнес на маслобойку в деревню Сергачи. Полученное масло я обменял на отрез материала для рубахи в сельпо, которое находилось в селе Шалегово другого сельсовета (ходил туда целый день).
На общем собрании колхоза были оглашены списки для награждения, в этом списке был и я, а медаль называлась «За доблестный труд в Великой
Отечественной войне 1941 – 1945 гг.». Награды вручал председатель райисполкома товарищ Василий Игнатьевич Вершинин. Люди хлопали в ладоши, кричали: «Молодцы!». Мы сходили со сцены гордые, с увлажненными глазами.
Правильные были сказаны слова: «Медаль за бой, медаль за труд из одного металла льют». Истина этих слов лежит в самой их сути. Среди сосен и осин мы трудились в меру сил, приближая долгожданный День Победы…
Полгода не дожил до этого дня старичок Михаил Демьянович Черемухин. Он все военные годы кормил лошадей, на которых мы работали, и ухаживал за ними. Его во время кормления в стойле насмерть забодал бык-производитель, на котором тоже пахали.
Светлая тебе память, Михаил Демьянович!

 

Вы можете пропустить чтение записи и оставить комментарий. Размещение ссылок запрещено.

Оставить комментарий

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

38 − = 35