Приветствуя собравшихся, я сказала: «Встреча с человеком, который приехал к нам вместе с друзьями по перу, добавит в нашу жизнь тепла и света, заставит задуматься о своих корнях, вспомнить о дедах и прадедах, а самое главное, я уверена, что побудит к чтению хорошей, серьезной литературы. Именно к такой категории отношу книги писателя, мастера художественного слова Олега Петровича Шаткова».

В ожидании встречи, оричане имели возможность прочесть произведение «Родичи» и биографическую повесть «Путь» – история одного крестьянского рода, изданные в Кирове в 2013 году. Поэтому разговор состоялся содержательный, был интересен и гостям, и хозяевам. Делясь впечатлениями о прочитанном, 

А. Дряхлов сказал, что он в полном восторге от повести «Десант», ничего в нашем государстве с тех пор (а действие в ней происходит в военные сороковые) не изменилось: кто-то работает в поте лица, а кто-то занимается очковтирательством. Также мною было рассказано о книге «Род». Как сначала думала, что просто пролистаю, а начав читать, буквально «утонула» в этой книге, где автор в исследованиях своей родословной дошел, занимаясь в архивах, до XVII века, а потом мастерски описал сородичей. Причем так интересно, что оторваться не представляется возможным. Вывод один – книги нельзя читать на ходу, как сказала педагог Л. Огородникова, они предполагают вдумчивое чтение. Рассказывается в них о людях вятских, причем характеры выписаны с большой любовью, а некоторых персонажей, кажется, даже узнаешь. Часто используются диалектные слова, пояснение которым находишь в конце книги. На замечание Г. Гимрановой, что вятских слов слишком много, автор ответил, что преследовал цель сохранить их таким образом, поскольку уходят люди, обладавшие этим говором, и со временем они могут исчезнуть. «Рябиновцы» заняли позицию автора.

Интересно было узнать, что Олег Шатков родился в Китае, жил на Урале, с начала 90-х живет на Вятской земле. Летом – в деревне Шатки Сунского района, где ежегодно проводит областной литературный праздник «Шатландию», а зимой в Кирово-Чепецке, где руководит литературным клубом «Поиск». Член Союза писателей России, прозаик, поэт, бард, краевед.

Приехавшие с О. Шатковым собратья по перу В. Почуев и А. Фокин тоже выступили перед оричанами. Виктор Павлович, тележурналист, член Союза журналистов, читал свои стихи, которые очень понравились собравшимся. Анатолий Александрович, о котором Шатков сказал «ценное наше достояние…», перворазрядник по шахматам, также читал свои стихи.

В завершении творческой встречи Олег Шатков исполнил несколько песен под гитару, окончательно и бесповоротно покорив сердца «рябиновцев». Было принято решение встретиться клубами.

И в заключение рада сообщить, что Олег Шатков подарил нашей библиотеке четыре книги: «Родичи», «Плакала Мать-Мария», «Обратная связь» и сборник стихотворных произведений «Время мое». Приглашаем оричан за вышеназванными книгами. Обещаем, что от чтения получите незабываемое удовольствие!

Ну а сегодня представляем вашему вниманию отрывок из повести «Плакала Мать-Мария».

-1-

Проселочная дорога круто повернула, недолго повиляла из стороны в сторону и уперлась в две неширокие, провисшие доски, перекинутые через прогнивший, почти рухнувший мосток. Под мостком зеленела застоявшаяся овражья вода. Озадаченный Димка тормознул. Мотоцикл дернулся и заглох.

– Прошлый раз тут целый настил был, – пояснил он сидящему сзади мужичку. – Надо, Вань, посмотреть, больно ненадежны доски.

– Да чего там, – подпрыгнул Ваня. – Видишь, следы свежие. Значит, ничего не случится, значит, ездят. Прорвемся!

– Это ты снайпер, а я за себя не ручаюсь. С таких жердочек недолго в болото сверзиться. Нет, надо посмотреть. Может, в кустах валяется что.

Димка ступил на доску, покачался на ней, затем перешел на другую сторону и сунулся в ивовые кусты овражка. Ничего подходящего в кустах не нашлось – один хлам: ломаные, ни на что негодные доски, палки, битое стекло. Димка крикнул:

–Заводи! Будем так переправляться.

– Я ж говорил, – Иван шустро дернул ногой. Мотоцикл одобрительно заурчал.

– Ты куда?! – заорал Димка, увидев, что Иван вскочил в седло.

– Стой! Не валяй дурака. Я сам!

Но Иван махнул рукой и поддал газу. Трехколесная машина влетела на вздыбившиеся доски. Дальнейшее виделось Димке, как в замедленном фильме: катившиеся вначале по пластям досок колеса через пару метров переместились к кромкам и, зависнув в полшины над оврагом, держались на… Да, черт знает, на чем они держались. Не должны были они держаться. «Все!» – Димка зажмурился. Ваня тоже осознал вероятный близкий исход, но непонятно почему, захлопнув глаза, еще сильнее крутанул на себя ручку газа. Димка едва успел отскочить. Мотоцикл метеором промчался мимо, врезался в ивняк, двигатель затрепыхался, как пойманная в силки птица, пару раз чихнул и замолк.

– Т-ты чего!? – Димка подскочил к оцепеневшему, прилипшему к рулю Ивану.

Иван поднял веки, обернулся.

– А чего?

– Ты зачем сам? Тебе что, жить надоело? А если бы?.. Да мне что, тебя по косточкам собирать потом?

– Не дрейфь, Димка. У меня, знашь, опыт какой. Сам же говорил – снайпер.

– Снайпер! – взвился Димка. – Ты жопа рябая, а не снайпер! Ты мне сейчас всю технику в металлолом превратить мог.

– Перестань, Димарь, – Иван уже слез с седла и помогал Димке вызволять застрявший мотоцикл. – Нормально все. Подумаешь, овражек. Раз плюнуть. Мне ж везет всегда. Я тебе говорил. А ты орешь широко. Обзываешь, – мотоцикл стоял уже на дороге. – Чего обзываешь? «Жопа рябая». Сам рябой. Тебе сколько лет? А мне семьдесят в том году округлится. Семьдесят лет на белом свете шихобачу. Ты сопляк и во внуки мне годишься. Только на хрена мне такой внук. Ишь, разорался. Я ему технику, как по ниточке, через гиблое место перевел, а он, на тебе – орет! Во, пострадал даже, – Иван сунул Димке в лицо поцарапанные ветками руки. – А ты орешь.

– Ладно, ладно, – Димка отступил, заговорил примирительно. – Молодец, перевел. Это я со страху. Сам-то небось тоже того. Во, сидушка мокрая, – Димка загоготал.

– Где? Когда? – Иван хлопнул себя по заду. – Сухие, потрогай.

– Вот еще, пусть тебя твоя баба трогает. Я вижу – мокрое сиденье.

– Так то – с веток, роса с веток накапала.

– Га-га-га! – говори мне. Роса в полдень. Не отпирайся. Я ж видел, как ты со страху глаза закатил.

– То, Димка, не со страху, а из предосторожности. Не закрой я их, так сейчас без глаз был бы.

Димка снова загоготал:

– Не без глаз, а без головы! И как ты проскочил, да еще зажмурившись? Костей не собрать. Это тебе, Иван, повезло.

Иван мелко и радостно хохотнул:

– А я что говорю! Мне везет. Мне всю жизнь везет. Я, Димка, до ста лет жить буду. Потому что где другой, например, ты, шею сломит, я с закрытыми глазами проскочу. Держись меня, друг хороший! Прорвемся!..

– Врешь ты все.

– Не вру, Димка.

– Врешь, гы!..

Подпрыгивая на сыроватой кочковатой дороге, мотоцикл с веселыми седоками медленно продвигался к уже проблескивающей в дальних кустах воде.

-2-

Димка с Иваном приехали на реку рыбачить. Жара в этом июле стояла изнуряющая. Уставши слоняться по пыльной и душной улочке колхозного поселка, Димка встретил Ивана. Тот волок непонятного назначения железу.

Иван с Димкой жили по соседству, через дом. Ивану было под семьдесят. В такие годы из мужиков песок сыпется, и лучшее положение для них – лежачее. Ивана же стариком никак нельзя назвать. Со многими пятидесятилетними он мог бы поспорить.

Невысокий, можно сказать, маленького роста, он постоянно находился в движении. Его усохшее, жилистое тело требовало непрерывной деятельности. Эта деятельность, как в зеркале, отражалась на подвижном, сморщенном, в мелких бугорочках лице Ивана. Рыжеватые, с зеленцой, чуть прищуренные глаза плутовато поблескивали, ничего не пропускали и все окружающее брали на заметку. Язык Ивана тоже постоянно работал. Даже когда не было рядом собеседника, Иван находил с кем поговорить. Будь то парализованная, полвека уже молчащая баба Нюра с соседней улочки, будь кот бессловесный, приблудный, петух ли, собачий, торчащий из конуры хвост – всем он имел что сказать и со всеми находил общий язык.

Разговаривал Иван быстро, но звуки произносил четко и внятно. Когда увлекался, то проглатывал окончания глагольных слов, и тогда вместо, например, «прыгает, бегает, делает» получалось: прыгат, бегат, делат. Но это не мешало понятию. В Бычище, деревне, из которой Иван был родом, все так разговаривали. Что интересно, Димка родился в Боляках – это километрах в десяти от Ивановой. Так вот, в этих Боляках бабы и мужики вообще могли сутками молчать, разве что когда сматериться надо, сматерятся. В другой соседней деревне, Бормотах, наоборот, все, и малый, и великий молотили языками с невероятной скоростью с утра до вечера, да и во сне не могли остановиться: бормотали все. Представитель этой деревни Ванька Немой тоже жил в поселке. Немым Ваньку звали потому, что из его пулеметной бестолковой речи абсолютно ничего нельзя было понять. Это не касалось слова «насрать», которое он совал ни к селу ни к городу куда попало и проговаривал почему-то четко, как разбухшую дверь в баню захлопывал.

С Ванькой даже Иван не мог разговаривать. Завидев лопочущего соседа, он или скрывался в своей баньке-мастерской, или заскакивал в первую попавшуюся избу якобы по делу. Иван в любом деле, в разговорах тоже, искал смысл и любил докапываться до истины. От Ванькиной же тарабарщины у него возникала одна мозговая боль и недоумение.

То ли дело Димка! С Димкой другой поворот. С Димкой можно выговориться сколько душе угодно. Он не перебьет глупым словом, не влезет с бестолковыми рассуждениями. Он выслушает, где надо – вовремя слово вставит, уточнит, а где и спросит, разговор в нужное русло направит. Димка языком трепать не любит, Димка слушать любит…